Книга I. Древнее Пророчество.

- Послушай, это же даже не пища, а так, червячка заморить.

- Ты прав, но я все равно удержусь. Еще раз спасибо. - Улыбка медленно сползла с его лица.

- Послушай, я же не идиот. Думаешь, я не заметил, что ты только пьешь и ничего не ешь. - Генриетта продолжала внешне сохранять хладнокровие.

- Ну, я на диете. Разве ты не заметил, какая у меня стройная фигура? - она вновь засмеялась. Лицо Рея резко изменилось. Доброжелательность слетела с его лица в мгновение ока. У него появился такой жесткий и жестокий взгляд, что Генриетта невольно содрогнулась. Но ее не так легко было застать врасплох. Да еще такому молокососу. Все же она была вампиром. Хоть и не очень древним, но все же более, чем столетним существом. Что, кстати говоря, шуткой тоже не назовешь. Она многое успела повидать на своем веку, а потому дерзкий юнец не мог существенно повлиять на ее самообладание. Она попыталась резким движением схватить Рея за горло, но… У нее ничего не получилось. Ее рука едва успела подняться в воздух, так и не преодолев даже половины нужного расстояния. Черт, как же она могла забыть, что, попав сюда, она лишилась всех, абсолютно всех вампирских качеств, как отрицательных, так и положительных. Рей ухмыльнулся.

- Я уже давно понял, что ты не та, за кого себя выдаешь. Ты - не человек. Ну, или точнее, не такой человек, как я, во всяком случае. Так что, давай, рассказывай правду.

- Я - вампир. - Рей расхохотался.

- Ага, а я - оборотень. И когда настает время полной луны, я превращаюсь…

- Прекрати паясничать. - Одернула его Генриетта.

- Я серьезно. - И Рей заметил, что эта серьезность была неподдельной.

- Ты же хотел правду. Вот она во всей красе. Кстати, ты хоть что-нибудь знаешь о таких существах?

- Ты что меня за какого-то неандертальца принимаешь? Конечно, я знаю, кто такие вампиры. И уж тем более, какими качествами они обладают.

- А ты не очень удивлен, если уж на то пошло.

- Да ладно тебе, не удивлен. Я поражен. Просто умею контролировать свои эмоции. Ну, и сколько тебе лет, милая восемнадцатилетняя девушка?

- А сколько дашь?

- Ну, я же сказал, восемнадцать, максимум двадцать. А на самом деле? Ну, хотя бы на вскидку?

- Мне уже 180 минуло. Я родилась в 1830 году, как раз в разгар революции во Франции… Но это уже не важно. Что мы теперь будем с этим делать?

- Если честно, то я пока что еще не очень хорошо соображаю, мне нужно какое-то время, чтобы переварить эту информацию.

“Вам пора уходить…”, - пронеслось в его разгоряченном сознании. Что-то подобное промелькнуло в голове у Генриетты. Оба оглянулись, как бы ища источник подобных мыслей, но никого вокруг на многие сотни метров не было видно. “Уходите…”, - навязчивый голос не оставлял в покое. “У вас мало времени, вам надо бежать…”. “Бежать, но как, - вслух произнесли оба, не полностью отдавая себе отчет в том, что же с ними происходит, - куда бежать, как?”. “Тем же путем, которым ты сюда попала”, - это уже слышала лишь Генриетта. Она оглянулась и вдруг поняла, что они находятся в том же месте, в котором они встретились по ее прибытии. “Что нам делать?” - произнесла она вслух. “Бегите…”, - прозвучало в ответ снова в обеих головах. “Но там же барьер!”. “Бегите, бегите, бегите, быстрее…”. Они поддались этому голосу, в котором слышалась властность…И сбежали…

Глава VIII. Древние. Внутренние распри.

Виктор.

Уже больше часа он лежал в забытьи. Казалось, что в этом теле уже нету жизни. Во всяком случае, если она там еще и теплилась, то ничто этого не выказывало. Да и с сознанием было не лучше. Лежа на холодном бетоне, он совсем не чувствовал ни холода, исходящего от серой грязной поверхности, ни пауков, ни муравьев, ни других ползающих червей. Но вдруг что-то изменилось. Казалось, раненый пошевельнулся. Однако все это можно было рассмотреть лишь в том случае, если бы наблюдавший находился поблизости, на расстоянии же все выглядело ничуть не изменившимся. Но то, что для постороннего было бы лишь мгновением, драгоценное внимание для узника было равносильно смерти, ибо его члены после столь изощрительных пыток, на которые были мастерами доверенные лица “Доссам”а, закоснели после долгого лежания в неподвижности, и сейчас любое, даже самое меньшее движение, гулко отдавалось невыносимой болью во всем теле.