А наш самурай выждал несколько времени, помыл руки, обернулся лицом в сторону храма Хасэдэра[15], где Каннон находится. «Пусть конь оживет», — молился он. Тем временем конь открыл глаза, поднял голову, привстал. И самурай, поддерживая его, помог ему подняться. Радости его не было предела, но только самурай опасался того, что могут появиться припоздавшие слуги или же тот человек, что был оставлен присматривать за конем. А потому он отвел коня в укромное место и дал ему отдохнуть до времени. Когда же конь поправился, самурай отправился к некоему человеку и поменял одну штуку полотна на уздечку и простое седло. И взобрался на коня.
Отправился самурай в столицу. Когда он переплыл реку Удзи, солнце зашло. На ночь остановился он в доме одного человека и поменял штуку полотна на сено для коня и еду для себя. Как рассвело, он поспешил в столицу. Остановившись возле какого-то дома в районе Девятой улицы на самой окраине города, самурай решительно постучался. Ехать дальше было опасно, поскольку если бы кто-нибудь узнал коня, самурая могли счесть за вора, а потому следовало без лишнего шума коня продать.
И вот самурай подъехал к дому, надеясь, что здесь сыщется покупатель. «Не купите ли коня?» — спросил он. Хозяин оглядел коня, и он понравился ему. Он возбужденно сказал: «Как же быть? Сейчас у меня шелка на покупку коня нет. Может, уступите коня за поле в Тоба? Я еще и риса впридачу дам». Самурай подумал, что это получше шелка будет, но сказал так: «Вообще-то я предпочел бы шелк или деньги. Я ведь все время путешествую — что мне с полем делать? Ну уж так и быть, пусть по вашему будет». Сел покупатель на коня, чтобы испытать его. Хорош конь!
Вот так получил самурай поле в три тё[16] близ Тоба, несколько риса на корню и в зернах. Отдал ему хозяин и дом, сказав так: «Если живым в столицу вернусь, тогда дом обратно отдашь. А если суждено мне умереть, то и живи тут, как в своем доме. Детей у меня нет, никто и слова против не скажет». С этими словами он покинул столицу.
Перебрался самурай в этот дом, засыпал зерно в амбар. И вот стал он так в одиночестве жить. Еды было вдоволь, нанял он на службу окрестных простолюдинов. Да так и жил.
Однако хватило ему зерна на два месяца. И тогда половину поля отдал самурай возделывать одному человеку. А половину сам засеял. И у того человека урожай неплохой был, а у самого самурая на редкость богатым выдался. Много он рису сжал. И с того времени стал он добро наживать, будто ветер его к нему в дом гнал. И стал самурай очень богат. А про прежнего хозяина больше не слыхать было. Так что и дом к самураю отошел. Дети у него народились, потом внуки. Преуспевал он, говорят, необычайно.
В девятой луне четвертого года эры Божественной Черепахи[18] государь Сёму охотился со своей свитой на горе Ямамура в уезде Соуно Ками. Преследуемый ими олень скрылся в одном крестьянском доме в деревне Хосомэ. Не зная, что к чему, его обитатели убили оленя и съели его. Потом это стало известно государю, и он отправил своих слуг, чтобы они схватили крестьян. Они схватили и мужчин, и женщин, всего числом более десяти. Те дрожали от страха, и некого им было попросить о помощи. Они уповали лишь на божественную силу Трех Сокровищ — она одна могла помочь им в беде.
Услышав, что статуя Будды высотой в один дзё и шесть сяку[19] из храма Дайандзи часто откликается на молитвы, они послали некоего человека в храм и попросили монахов читать сутры. И еще они просили так: «Когда нас поведут к чиновникам, откройте южные ворота храма, чтобы мы могли с жаром возносить молитвы. И просим еще: когда нас приведут в государев дворец, звоните в колокол».
Монахи сделали так, как их просили: звонили в колокол, читали сутры и открыли ворота, чтобы крестьяне могли молиться. В сопровождении государевых слуг их повели во дворец. Их заточили в комнату для стражников. И в это время родился принц. Государь возрадовался и всех преступников в Поднебесной помиловал, наказывать не стал. Вместо этого чиновники раздавали людям подарки, и ликованию не было конца.
Верно говорю — крестьян помиловали благодаря заступничеству статуи и добротворящему чтению сутр.
В уезде Асука провинции Кавати был горный храм Сидэхара. Здесь совершали приношения светильниками бодхисаттве Мёкэн. Их доставляли сюда каждый год из внутренних провинций.