Книга интервью. 2001–2021

Серия ваших семинаров посвящена интеллектуальной истории – междисциплинарной области гуманитарного знания. Так называемые стыки наук, или смежные области, сегодня вызывают всеобщий интерес. Как вы считаете, какова судьба у таких направлений, как Visual Studies, Media Studies, Cultural Studies? Разве образование и наука не подразумевают глубины и специализации?

Они обречены на развитие, потому что Visual Studies или исследования интернета, исследования Big Data играют сегодня очень важную роль. И в культуре, и в политике появляются проблемы, которые нельзя изучить иначе, кроме как методами этих дисциплин. Соответствующие ученые и студенты уже есть. Возможно, наука отстает от практики. Так она всегда отставала и всегда догоняла. Как это реально будет происходить в российском образовании – вопрос, наверное, к людям, которые этим непосредственно занимаются. Новые междисциплинарные методы развиваются пока на уровне магистратуры или аспирантуры.

Какова роль исследователя в таком случае? Какую роль вы отводите себе?

В науке, как в футболе, главное – занять пустое место, и тогда все получится. А если бегать одним стадом, то непременно проиграешь: и лично, и командно. Но студенту или молодому ученому надо начинать с другого вопроса: что тебя волнует так, что ты готов забыть все остальное, в том числе другие способы зарабатывать деньги, получать удовольствие и проводить досуг? Следующий вопрос: только ли ты одержим этим? И здесь, как хорошему футболисту, необходимо видеть все поле, чтобы занять правильное место. А вот как научить этому – серьезная проблема.

Насколько вы сегодня увлечены психоанализом?

Я написал несколько книг, и каждый раз, когда пишу новую, мне кажется, что я занимаюсь самым интересным делом на свете. В свое время таким делом был психоанализ. Да, спустя 20 лет после выпуска моей первой книги «Эрос невозможного» я в недавних лекциях снова обратился к сюжетам психоанализа. И снова обнаружил в этой теме что-то новое. Мы обсуждали ее с большим удовольствием, но с тех пор я много раз менял свои интересы. И вам рекомендую.

На лекции вы сказали, что текст 20-летней давности сегодня снова актуален. Почему?

Если честно, я бы не стал выделять актуальность этого текста на фоне других моих не менее актуальных текстов. Вчера мы говорили о вечных проблемах, которые всегда актуальны. Когда начинается война, сказал поэт, «я забываю, что бывает насморк»: актуальные дела уходят на второй план, остаются вечные.

В одном из интервью вы определяете культуру как связь между личной и национальной памятью. На ваш взгляд, какова связь между виной за прошлое и ответственностью за настоящее?

Не могу сказать, что между ними есть явная связь. Мы можем представить себе человека или институцию, которые занимаются проблемами прошлого, но при этом отрицают настоящее. Я думаю, что Россия постоянно, и часто не отдавая себе в этом отчета, продолжает погружение в прошлое. Тут происходит постоянное смешение прошлого с настоящим. Реконструкции переходят в военные действия. Мы видим политические действия людей, которые действуют в настоящем, но путают его с прошлым. И это очень интересная ситуация. Интенсивность памяти или вины, связь с прошлым приобретает такой особый характер, что мешает воспринимать настоящее. В классике психоанализа это называется «меланхолией». Когда Алексей Навальный говорил здесь недалеко, на площади: «Не забудем, не простим», то он имел в виду преступления не далекого прошлого, а преступления настоящего. И наоборот, обращаясь к чувству вины за далекое прошлое, можно не заметить, как игнорируешь настоящее.

Сегодня стало популярным переписывать историю. Появилось немало желающих создать свою историческую концепцию. А что для вас значит история?

Для меня история – это факты, мысли об этих фактах и память об этих мыслях, и все это меняется во времени. Я считаю важным само ощущение изменения, чувство большого исторического события. История бывает разная: экономическая, социальная. Интеллектуальная история занимается тем, как идеи влияли одна на другую в разные времена, и здесь как раз возникает проблема памяти.