Книга интервью. 2001–2021

Как работа горя писателя или художника становится работой горя зрителя или читателя? Жители российской глубинки могли и не видеть «Гамлета» Козинцева, и тем более картины Бориса Свешникова мало знакомы широкому кругу, как и книги Синявского и Даниэля.

Да, работы Свешникова мало знают в России, а теперь благодаря моей книге их узнают чуть лучше. Вот мы с вами разговариваем о Свешникове и Синявском, и о них узнает еще кто-то, кто раньше не знал. Так мы и работаем. Ошибается тот, кто думает только о трудностях и поэтому не делает ничего.

Для меня все равно совершенно непонятны пути выхода из ситуации, в которой ты и палач, и жертва. Сейчас все так охотно списывают катастрофу нашей истории на сталинизм. А ведь, по сути, руки в крови были у многих.

Мы с вами никого не убивали, хотя кто-то из нас и может быть потомком палача. Но никто не должен отвечать за своего деда, даже если тот отправлял людей на смерть. Это как если вы в Германии упрекнете внука Геббельса в преступлениях его деда: он подаст на вас в суд, и вы его проиграете.

Порой возникает ощущение, что, если сегодня, как в повести Даниэля, объявить «день открытых убийств», полстраны побежит резать и доносить друг на друга.

Может быть. Поэтому так важны институты государства, которые могут предотвратить эти убийства, а могут поощрять их. Мы живем в авторитарном государстве, фактически при диктатуре, ее интересы – в подавлении людей, присвоении их труда, в лишении прав и благ жизни. И в том, чтобы эти люди обвиняли во всем самих себя. У авторитарного государства нет лучшего союзника, чем граждане, которые кричат «Моя вина!». Ничто так не облегчает жизнь хозяина, как чувство раба, что он сам виноват в своем рабстве.

Если общество молчит, если даже на митинг протеста против дикой смерти младенца выходит лишь несколько десятков человек…

Революции делают не те, кого лишили права голоса, а те, кого лишили возможности кормить своих детей. Экономические причины для этого важнее, чем культурные. Как сказал один умный человек по поводу Французской революции, перевороты происходят не там, где люди всегда недоедали, а там, где их кормили-кормили, а потом вдруг перестали кормить. Никакое государство долго не выдерживает обнищания своего населения.

Если это интересно мне, я надеюсь, это будет интересно и читателю

The Business Courier (London). 2016. Апрель

Как бы вы описали область ваших исследований?

Я историк и занимаюсь разными областями истории – культурной историей, интеллектуальной историей, историей литературы. Иногда меня называют психологом. Я получил образование в этой области, но давно ее оставил. Все равно, конечно, меня занимают разные проблемы, связанные с исторической психологией: о чем люди думали? как себя чувствовали в прошлом? – особенно когда им приходилось трудно? Когда им приходилось, например, делать моральный выбор. Ведь такой выбор есть всегда, и во дворце и в тюрьме. Это очень интересные моменты для историка. Я вообще пишу о том, что мне интересно самому, что кажется важным, о чем мне есть что нового сказать. Если это интересно мне, то, я надеюсь, это будет интересно и читателю. Как историк, я много занимаюсь политикой. Я думаю, что политика участвует во всем, никуда от нее не денешься, да в общем-то и не надо. Еще я думаю, что Россия не уникальная страна, она находится в большом мире и целиком от него зависит. И все же ее путь особенный, и изучать его надо тоже особенно, не смешивая ее с другими, близкими или далекими странами и культурами. Обо всем этом я написал уж десяток книг, и пока что мои интересы обычно совпадали с читательскими.

Почему горе кривое?