Я бы остерегся от таких выводов. Кто-то не любит вспоминать прошлое, а кто-то любит. На местах лагерей после их закрытия население было очень мобильно, многие очевидцы или участники тех событий разъехались. Те же надзиратели в большинстве своем переехали в южные регионы страны и обосновались там. Вспомнить или нет – это личный выбор каждого. Память у всех работает по-разному, травматический опыт всегда индивидуален. Кто-то покидает места скорби, а кто-то, напротив, возвращается туда. Я вспоминаю судьбу Модеста Платоновича из «Пушкинского дома» Андрея Битова. Известный филолог, он провел в лагерях 27 лет и в итоге стал неотличим от своих мучителей. Вернувшись домой, он пьет водку с бывшим начальником своего лагеря и мечтает вернуться назад.
Одно время эти необычные сочетания назывались постмодернизмом. Но, я думаю, эта идея отжила свое. Время-то военное. Когда дело идет к войне или большому кризису, тогда и идеология претерпевает изменения – в сторону упрощения. Иногда это удается, иногда – нет. В данном случае, если мы говорим о российском обществе, это не очень получается. Опросы конца 2000‐х годов говорят о том, что 90% населения знают о сталинских репрессиях, а у четверти россиян пострадали родственники. Учитывая, что речь идет о событиях 70–80-летней давности, я считаю, это обнадеживающая цифра.
Три поколения – срок сведения счетов
Беседовал Алексей Павперов
Village. 2016. 18 февраля
Нужно сказать, что правительство собиралось ставить памятник уже много раз. Начиная с горбачевских времен и заканчивая правлением Путина эта тема поднималась постоянно, в том числе и общественными организациями, такими как «Мемориал» (первоначальная функция «Мемориала» в этом и заключалась). Правительство периодически отвечало. В нулевых заговорили о новой программе десталинизации.