Книга интервью. 2001–2021

Представьте себе историка, который в 2050 году напишет книгу о путинской России; называться она будет, к примеру, «Большой провал». Ну и вот, этот будущий историк в первых главах своей полной увлекательного материала, но (напишет рецензент в 2051 году) спорной в теоретической части книге расскажет о российских колониальных войнах рубежа веков и о внутренней политике бывшей Российской Федерации. В заключение он скажет о внезапно найденной тогда, в самом начале XXI века, модели государственного развития, которая одно время казалась жизнеспособной и даже универсальной, но вскоре оказалась слишком дорогой и уязвимой, а потом и вовсе беспомощной. Эта модель была изобретена в кавказских войнах, а потом применена к управлению российскими столицами и провинциями. Это и есть колониальный бумеранг, скажет этот историк, ссылаясь на Ханну Арендт и, может быть, на меня: применение моделей управления, изобретенных и опробованных в колонии, к управлению метрополией. Использование колониальных моделей имперского управления, продолжит этот историк, облегчалось разрывом между властью и народом, который был (он все время употребляет, конечно, прошедшее время) характерен для России начала века. Сырьевое государство работало на обогащение бюрократической элиты, сдерживание экономического роста и разрушение человеческого капитала. Все это питало социальный протест, опасный для паразитической власти. Неограниченный рост социальных дистанций требовал возраставшего применения внутреннего насилия. Но издержки этой колониальной модели управления все росли, а падение спроса на природные ресурсы привело к экономическому кризису, обострению отношений с соседями, новому взрыву насилия и, наконец, распаду Федерации.

Насколько самобытна российская внутренняя колонизация, о которой вы пишете? Происходило ли в западных империях нечто похожее? Где-то еще колонизировали собственный народ? Или российская история в этом смысле абсолютно уникальна?

Нет, российская история не более уникальна, чем другие имперские истории. Сочетание внешней и внутренней колонизаций – я уподобляю эти два вектора государственной экспансии двум головам на худосочном теле российского орла – в определенные моменты истории было характерно и для сухопутных, и для морских империй. Особенно много аналогий, конечно, между развитием России и Америки в XIX веке; об этих аналогиях писали многие, писал и я в моей давней уже книге «Толкование путешествий». Как и в России, движение американского фронтира на Дикий Запад оставляло позади себя гигантские и тоже дикие пространства, которые на деле оказывалось труднее, дороже и медленнее освоить, чем сам фронтир, когда он достиг западного океана. Другие, но отчасти и сходные проблемы переживали Австро-Венгрия, Оттоманская империя, ну и, конечно, Китай. Сейчас, мне кажется, с похожими трудностями в своих срединных территориях сталкивается объединенная Европа.

В одной из своих лекций вы говорили, что, когда при Александре III к власти пришли условные националисты, империя начала рушиться. К чему может привести нынешний взлет национализма? Этнические конфликты, которые регулярно вспыхивают по всей европейской территории России последние несколько лет, то же недавнее Бирюлево – это следствие того, что колониальная политика империи была такова, что «центру жилось хуже, чем покоренным народам»?

Центру и сейчас живется хуже, ведь центр России не Москва. Когда русские националисты говорят: «Хватит кормить Кавказ», они должны ясно понимать: чтобы кормить Кавказ, нужна Сибирь. То есть обращаться с этим лозунгом надо не к кремлевским властям, которые связали свое выживание с централизацией России, а к сибирским регионалистам. И, на мой вкус, лозунг «Хватит кормить Москву» имеет больше смысла; если ему последовать (а кто ему должен следовать? Сибирь, больше некому), все остальное приложится. Но в Москве, конечно, тоже люди живут. Мне легко говорить: я из Питера, а сейчас и вовсе за границей. Как напишет историк в 2050 году, распад империи никогда не был легким делом, но в ситуации внутренней колонизации он оказался особенно мучителен в метрополии, не в колониях.