Книга интервью. 2001–2021

Вы – одна из центральных фигур интеллектуальной жизни России, чего уж там. А будущее публичного интеллектуала – это, условно говоря, тоже вы – «и чтец, и жнец»? Узкая направленность и профессионализм в одной области теряет привлекательность и востребованность?

Публичный интеллектуал вряд ли может позволить себе быть узким специалистом. Спрос всегда был на тех, у кого диапазон шире, – посмотрите на вашего Грушевского: политический деятель, историк, литературовед, публицист. Публичный интеллектуал должен быть широк. Но я себя таковым никогда не считал.

Вы, как человек, который продуцирует суждения (независимые, а значит, априори опасные), не боитесь, когда приезжаете в Россию? Страха у вас стало больше за последний, скажем, год?

Страха как такового нет. А тревоги много. Законы вот разные ограничительные принимаются. Это тревожит. Доходы друзей и родственников падают, я им сочувствую.

Насколько важны вам – человеку пишущему, читающему, преподающему – внешние условия? Тыл в виде семьи, детей необходим? Интеллектуал-затворник – такое сейчас может быть?

Мне абсолютно необходимы такие условия – семья, дом. Интеллектуал может быть женат или нет, может быть геем или нет, но вот асоциальный интеллектуал… это мне трудно представить. Ведь если ты печатаешься, какой же ты затворник, ты ж не можешь быть аутистом. Я много путешествую, узнаю, как устроен мир. Но когда пишу, я люблю, чтобы дети вокруг копошились, ползали; и иногда я представляю себе, как они вырастут и будут меня читать, как я иногда читаю своего покойного отца, искусствоведа. Тут я как раз не в отрыве от семьи.

Функции интеллектуала сегодня в России и в мире – они чем-то отличаются и какие они в принципе?

Читать и писать. Важно еще говорить, но это стало делом политика. Изменения связаны с интернетом: писать стало еще более важно, а говорить чуть менее. Но когда Россия откроется для новых демократических преобразований, публичные интеллектуалы станут депутатами и будут говорить. Последние 10–15 лет этого не происходило. А публичная жизнь, несмотря ни на что, сохранилась.

Прогнозами на ближайшие месяцы поделитесь – Украина «обречена» выстоять и преобразиться в лучшую сторону? Похожи для вас события последнего полугода на «вступление» к революции? Вот для Быкова похожи. Вообще, Александр Эткинд ждет революции?

Я очень надеюсь, что Украина выстоит. Хотя то, что военное положение кого-то меняет в лучшую сторону, совершенно не факт. Война никого не меняет в лучшую сторону – это еще у Хемингуэя и Ремарка написано. С войной приходит не только насилие, но и высокомерие: люди много видели, их опыт отличается от других. А вот революция меняет людей к лучшему, особенно когда она мирная.

Но революция в России… Там все-таки есть большая финансовая подушка, я интересуюсь сейчас очень земными вещами – деньги, ресурсы – и это вижу. Потому там еще есть некоторый этап, какое-то время. Хотя все понимают, что к этому, наверно, и идет, но именно этого как раз и хочется избежать.

В Киеве вы говорили о «киевском взгляде на мир». В чем его суть, какие преимущества он дает?

Есть нью-йоркский взгляд на мир – он очень уютный, он везде видит похожие на Нью-Йорк модели и он очень имперский: все будет хорошо, когда все будут подражать столице мира. А киевский – это теперь взгляд из окопов, хотя это не всегда было так. Он очень динамичный, он признает обаяние национализма, но и универсальность движения вперед. Признает сложность этого движения, но и его необходимость.

Часть III. О власти и свободе

Хватит кормить Москву

Беседовал Павел Грозный

Афиша. 2013. 18 декабря

Что такое сейчас внутренняя колонизация? Происходит ли она в России – или где-то за ее пределами? Существует ли до сих пор эффект «колониального бумеранга»?