Книга как иллюзия: Тайники, лжебиблиотеки, арт-объекты

Природа зеркала, как и природа книги, амбивалентна: оно ассоциируется одновременно с правдой («На зеркало неча пенять, коли рожа крива») и с ложью (мутное, треснутое, кривое зеркало), являя причудливый синтез подлинности и симуляции. Не говоря уже о том, что отражение – симулятивная копия предмета. Наконец, сама Книга в библейской иконографии трактуется как «зеркало святости», а в светских контекстах – как «зеркало жизни».

Запечатленное красками на холсте зеркальное отражение книги обнаруживало неоднозначность ее статуса в культуре. Пожалуй, наиболее системно это образное представление воплощено в произведениях живописи XV – начала XVI века с изображением выпуклого (конвексного) зеркала. Чаще всего это вариации уже упомянутой в первой главе рекурсивной художественной техники мизанабим («картина на картине»). Поразительно, что прежде в фокус внимания специалистов попадали преимущественно сами зеркала как знаковые детали, и почти никем не отмечалось, что наиболее последовательно в них отражались именно книги.

Робер Кампен.

Иоанн Креститель и донатор Генрих фон Верль. Левая створка алтаря. 1438. Дерево, масло[55]

Фрагмент[56]

Один из таких зеркально удвоенных томов присутствует на левой панели алтаря Верля кисти нидерландского мастера Робера Кампена. Мы видим Иоанна Крестителя с лежащим на фолианте ягненком. Смысл этого образа раскрывается в Апокалипсисе: «Посреди престола и четырех животных и посреди старцев стоял Агнец, как бы закланный, имеющий семь рогов и семь очей, которые суть семь духов Божиих, посланных на всю землю. И Он пришел и взял книгу из десницы Сидящего на престоле». Зеркальное отражение книги может символизировать пророчества Иоанна, а также самого Христа как Зеркало Мира. «[Премудрость] есть отблеск вечного света, и чистое зеркало действия Божия, и образ благости Его», – сказано в Книге Премудрости Соломона.

Здесь еще нет ни конфликта смыслов, ни диссонанса образов. Мы наблюдаем лишь органичное претворение внешнего, зримого образа во внутреннее переживание, религиозное чувство. Перед нами визуализация мистического опыта молящегося. Нам остается разве что гадать, какой город виднеется в отражении окна – земной или небесный. Соединение в одной живописной композиции настоящей книги и ее оптической проекции знаменует нерасторжимую взаимосвязь дольнего и горнего.

Ханс Мемлинг.

Диптих Мартина ван Ньювенховена. Фрагменты левой створки. 1487. Дерево, масло[57]

Фрагмент[58]

Шедевр фламандского художника Ханса Мемлинга представляет Богоматерь сидящей на низком табурете с Младенцем на руках. Справа на пюпитре раскрыта книга, но зритель обнаруживает ее только в круглом зеркале, едва заметном в полумраке комнаты. Двойственностью композиционного решения ознаменовано то же символическое отображение небесного в земном. Зеркало подчеркивает сущностную двуплановость книги, ее присутствие сразу в двух мирах – вещном и сакральном. Этот мотив симметрично повторяется в переплете оконной рамы: обыденный пейзаж словно осенен крестом. Отзеркаленное изображение книги уводит взгляд зрителя к солнечным просторам Фландрии и дальше, все дальше – к горизонту мироздания; туда, где мистическая иллюзия становится реальностью…

В данном контексте нельзя не упомянуть старинный обычай паломников наводить зеркальца-амулеты на святые мощи, чтобы запечатлеть Божью благодать. Отраженное изображение святыни проецировалось в маленькую коробочку, которая с того момента считалась хранящей частичку святости. Для удобства зеркала крепились ко лбу. А придумал производить такие конструкции не кто иной, как… изобретатель печатного станка Иоганн Гутенберг! Их так и называли – зеркала Гутенберга. Некоторые специалисты предполагают, что «зеркало» было словом-шифром, означавшим «зерцало человеческого спасения». Так назывались печатные листки с изображениями святых и короткими дидактическими текстами. Эти ранние образцы печати продавались на ярмарках паломникам.

Далее отзеркаленный образ книги находим на картине «Меняла с женой» другого фламандского живописца, Квентина Массейса. Это уже XVI век и новая страница истории книжности. Период инкунабул (изданий, выпущенных до 1501 года) завершился – началась эпоха массовой печати. Мир пока по-прежнему книгоцентричен, но у библейских текстов появляется все больше и больше светских конкурентов, а Священное Писание обнаруживает возможность разных стратегий и разных режимов чтения.