Книга как иллюзия: Тайники, лжебиблиотеки, арт-объекты

В иллюзионистском оформлении российских интерьеров библиомотивы впервые появляются на мозаичных столешницах, выполненных в технике флорентийской мозаики из смальты по заказу Екатерины II для Стеклярусного кабинета Китайского дворца в Ораниенбауме. Вся поверхность столешниц покрыта кусочками смальты, приклеенными на деревянную основу вплотную друг к другу. В изящных наборных композициях рядом с географическими картами и нотами можно видеть разложенные в художественном беспорядке книги. Цветовые переходы позволили сымитировать даже декоративные элементы оформления: бинты на корешках, мраморные обрезы, мраморные обложки.

Над созданием шедевров трудились одиннадцать мастеров Петергофской гранильной фабрики под руководством Якоба Мартини, а смальты производились Усть-Рудицкой фабрикой самого Михаила Ломоносова. Это было его заветной мечтой – возродить утраченную к тому времени и в России, и в Европе технологию создания смальты. Истово веруя, что «мозаичные работы в великом почтении и само собою славу приносят», Ломоносов запустил производство цветного стекла на основе собственных экспериментов. «Изобрел все составы к мозаичному делу, для чего сделал больше 4000 опытов, коих не токмо рецепты сочинил, но и материалы своими руками по большей части развешивал и в печь ставил»{43}, – сообщалось в отчете Ломоносова Академии наук в 1754 году.

Фрагмент мозаичной столешницы. Фабрика М. В. Ломоносова в Усть-Рудице (смальта). Петергофская гранильная фабрика (набор). 1769[124]

И вновь перед нами не просто самобытное произведение декоративно-прикладного искусства, но прежде всего демонстрация передовых технологий. Консольные столы из смальты стали демонстрацией успешного итога сложных и долгих научных поисков. А иллюзионистские изображения книг как символически нагруженных предметов придавали ремесленным изделиям дополнительный «культурный вес».

Особо примечательно, что это обманки двойного рода: стеклянные столики имитировали мебель из цветного камня, а мозаичные тома имитировали настоящие книги, которые с наибольшей вероятностью могли бы лежать на столиках. Дизайн полностью соответствовал логике организации жилого пространства, а иллюзорный эффект был прямой проекцией обыденного представления о расположении предметов в интерьере.

Мозаичные столешницы остались уникальными и неповторимыми примерами использования смальты в оформлении отечественной мебели. Прочие образцы книжного иллюзионизма, как сохранившиеся, так и дошедшие до нас лишь в описаниях, сугубо традиционны по исполнению. Так, близкий ко двору Екатерины Великой петербургский издатель и антиквар Герман Клостерман торговал эфемерными библиотеками, поставляя переплеты с пустыми листами льстивым вельможам, ищущим особого расположения императрицы-библиофилки.

Книжные шкафы с застекленными дверцами-обманками Николаевской эпохи. Ок. 1850[125]

Более поздние артефакты подобного рода в российских дворцовых интерьерах демонстрируют явную подражательность английскому Faux Book. Среди них элегантные книжные шкафы красного дерева с застекленными дверцами-обманками из Зимнего дворца эпохи Николая I. Под стекло помещены специально изготовленные из бумаги и кожи полоски, имитирующие корешки французских энциклопедий, книг-путешествий, романов Виктора Гюго и Жорж Санд.

Стиль Faux Book – отличная иллюстрация визионерского подхода к организации интерьера, непринужденно сочетающего приземленность с мечтательностью, серьезность с иронией, утонченность с вычурностью. Тренажер воображения ежедневным созерцанием рядов, стопок, кип несуществующих книг. Демонстрация ремесленного мастерства в стремлении создать интерьер, приятный глазу в каждой детали.

Книжная бутафория

Особую нишу в стиле Faux Book занимают презентационные декорации книжных шкафов, а также бутафорские тома для театральных постановок, киносъемок, телешоу. Такие изделия изначально изготавливались картонажными фабриками и столярными мастерскими, а позднее начинают печататься издательствами по спецзаказам. В роли бутафории нередко выступали и настоящие книги, скупаемые оптом в букинистических лавках и на рыночных развалах.

Об одном из таких случаев 1908 года рассказывал известный петербургский букинист Федор Шилов. Однажды к нему явился реквизитор Александрийского театра И. Н. Шугай и спросил недорогие книжки, «можно в переплетах и без переплетов», для спектакля по пьесе Леонида Андреева «Профессор Сторицын». Шилов предложил выбрать что-нибудь из уже малопригодной макулатуры – Шугай забрал из сарая десять пудов, заплатил около пятнадцати рублей и в знак признательности прислал билет на премьеру.