Книга Корешей

Ограбление с Отягчающими беседует со старым негром будто тот вор в законе. Они долго, привычно проклинают белых судей, белых прокуроров и белых терпил. Это у них как «асалом алейкум» - автоматический хендшейк, как у компа с вайвай роутером.

Замечают, что я белый и осекаются. «Это тебя не касается, братишка, не в обидку» - шелестит старый отрицала.

«Мне ваш импортный расизм похуй — я русский». Негры одобрительно трясут бритыми башками. Ограбление с Отягчающими начинает плакать как бьется с «нечистой силой» уже второй год. Тут. Безвылазно. Какой ужас. Еще не осужден а уже прилично отмотал. Старый авторитет начинает инструктаж. Что и как говорить, где и как преподносить судьям член к рылу. Интересные вещи говорит, но я никак не могу сосредоточиться. Не вызывают.

Уже обед раздали — по бутерброду с потной колбасой. Перед судом бутербродный безлимит — чтоб никто судье на условия содержания не пожаловался. Я сдуру слопал три штуки и теперь надо бороться со сном.

Негры смирились. Сегодня не выдернут. Ждут райд домой. У них серьезные делюги и им не привыкать. Надежды соскочить — зеро. В голове прокручиваются жуткие истории, как маринуют день в боксе, а вечером швыряют обратно в хату к вечернему просчету. Голова болит все больше.

Я смотрю в щелку на засиженный тараканами тюремный коридор. Когда в тюрьме смотришь через щелку в коридор, чувствуешь себя астрономом изучающим спутник Юпитера — Ганимед. Коридор и все остальное за пределами камерами так же далеко как Юпитер. Мой райд на волю зовут преподобный судья Майкл Джексон.

Мимо проходят конвои из суда. Проколотил понт уборщик со шваброй. Дубак раздает остатки бутербродов. Не возьму. Дверь вдруг раскрывается с треском и я почти вылетаю в коридор. Дубак недовольно трясет башкой и указывает черным перстом в угол — отойди. Ковыряет ворох бумаг и пытается выговорить фамилию. Мою. Вылетаю в коридор пулей.

Негр в форме «си-оу» доставляет до развязки коридоров, тут пересадка. Новый райд уже двое помощников шерифов — белые и в парадке. Ну еще бы, такого преступника конвоировать им выпало. Наручники прилаживают. Я уже два месяца сижу, а мне опять наручники на ласты. Супостаты и лиходеи.

Дальше в лифт. Вознеслись. Улыбаюсь шерифам как лох (я хороший, не стреляйте, шерифы). Поднялись на какой то этаж Справедливости — кнопки в лифте обозначены только разными цветами — видимо шерифы плохо распознают цифры.

На этаже втолкнули в камеру. Камера это громко сказано. Большой шкаф и унитаз посредине. Шаг влево. Шаг вправо. Вотер клозет, что называется. Пытаюсь поссать. Кстати, вы умеете ссать с браслетами за спиной? Света почти нет до того лампадка тусклая в потолке. Живописи аборигенской на стенах почти нет, да и разве ж мне сейчас до изучения городского сленга?

Помолиться бы. Если в сторону Мекки — то получается мордой в толчок. Отвернулся. «Господи, Отче мой, сущий на небесах! Ты пошли мне слова правильные, ангелов Своих в защиту дай!»

Дверь разверзлась, выволокли на свет. Я теперь понял для чего эффект. Из темной узкой комнатенки тебя вырывают в ярко освященный зал. По традиции англо-американского правосудия, судья буквально возвышается над залом сидя за гигантским столом на метровом возвышении. Все продумано до мелочей, чтобы смоделировать заседание Страшного Суда.

Запах. Запах американского правосудия ни с чем нельзя перепутать. Суды и тюрьмы тут обычно самые старинные здания в городе. Колонисты их открывали в первую очередь. Суд старинная британская забава, как крикет или охота на лис. Тонны пыльной залежалой бумаги смешались с вековой эволюцией чистящих средств для общественной уборной. Запах американского суда и гражданского общества. Он настолько уникален и неповторим, что можно патентовать в качестве «осквернителя» воздуха для личных авто. Думаю лоеры будут покупать такие пачками. Для них это запах легкой наживы.

Я сегодня в роли грешника, трясусь и щурю глаза от яркого света воссиявшей истины правосудия округа Каяхога. Я похож на извлеченного из под земли оранжевого крота. Рядом — адвокат-грека. Он малоросл и темноволос и, как я смахивает на застуканного за непотребством прыщавого подростка.

Зато Майкл Джексон монументален. Он вовсе и не похож на короля поп музыки. Майкл Джексон сухощавый седой белый старикан, помесь канцлера Бисмарка и командира роты пулеметчиков из заградотряда Лаврентия Берии.

У Бисмарка насморк, он продувает сопла в цветастый платочек в непосредственной близости от микрофона. Колонки «Боз» вывешенные по стенам в подобие долби-систем, ревут как быки на корриде в Памплоне. Оглядываюсь по стенам, стараюсь посчитать колонки. Замечаю флаги армии, флота и морпехов Соединенных Штатов. О черт, чуть не забыл — он же ветеранский судья. Сегодня работаем легенду «спасибо за службу, сынок». Я как-то сразу успокоился, собрался — выплывем.

«Экий Зевс-громовержец» - шучу в ухо адвокату, в надежде, что американский грека помнит кто такой Зевс.

Христос в ужасе отмахивается от меня и косит на микрофон — мой.