Книга Корешей

Буфет Браза — ешь от пуза, десяток официантов снует вокруг с экзотическими блюдами, шампурами и, простите за жесткий натурализм, барбекю. У тебя светофор на столе. Включил зеленый — они бегут и сыпят жратвой тебе в тарелку, переключился на красный - обходят стороной, пока поглощаешь улов.

В мире человеков, социальный статус сразу отражается на меню.

Насытились, пропустили по бокалу винца — с чаевыми сотка и ушла. Я и забыл какой это скучный способ провождения денег и времени — поход с женой в ресторан.

Вернулись к машине и тут я понял, что платить за парковку нечем. Почиркал на всякий пустой карточкой — деньги-то только через двенадцать часов там возникнут, задумался. Таранить шлагбаум довольно просто — царпну слегка капот, понятно дело, но разрешу ситуацию как настоящий Александр Македонский. А вдруг все зазвенит сигнализацией лагерной, да повыскакивают отовсюду зловредные воронки с иноплатеянами?

- Пошли пешком? - у жены, похоже, не совсем испортилось настроение, в отличии от меня.

- А машина? Завтра забрать?

- А что ей будет на парковке — завтра деньги пройдут и заберешь. Пошли! Погода шепчет.

Мы бросили машину, ставшую неповоротливым грузом и двинули домой пешком.

Раскрашенные неоном улицы даунтана постепенно сменились спокойными ночными улицами с сонными домами. Улицы совсем пусты. Любой американский город это деревня с несколькими небоскребами в центре. Телефоны наши как-то сами собой сдохли и мы болтали друг с другом почти полтора часа. Будто на первом свидании.Неудачный вечер превратился в событие, которое я запомню на всю жизнь.

Воспоминание было таким душевным, что я немедля написал жене письмо на трех страницах. Написал бы больше — не было бумаги. Эвакуатор дал только три листа, для большинства в камере письмо длинной в один лист было уже достижением в литературе.

Извинился перед женой за все, что смог вспомнить, извинился вместо того чтобы упрекать. Утром отправил первой же почтой — чтобы не вспомнить какой гадости и не передумать.

Отправил и забыл.



Кью Тип чувствует мою ненависть. Кью Тип ищет повод. Он задает вопросы-подковыры. Громко шепчется с прихвостнями насчет моего акцента и разномастных кроксов. Провоцирует приграничный конфликт.

Решено, я начищу Кью Типу его рэперское рыло. Возможно, кроксами. Возможно я запущу руки в хаос его жестких немытых косичек на башке и выведя с орбиты столкну с коленом. Нужно дождаться, когда кончится последний кофе и я стану едким как напалм. Пусть тогда пошутит, черный кондом.

Атака происходит ранее, чем я планировал. Тип что-то щебечет насчет моих очков, так чтобы я слышал, и я вдруг срываюсь в атаку. Бегу на него как Вильям Волос в фильме «Храброе Сердце». Кажется, ору «Ура!». Я буду бить его пока он не умрет, пока не разобью в кровь кулаки. Первый удар в камерной драке жесток, но одновременно интимен. Ты вынашиваешь его как ребенка - месяцами.

Когда до Кью Типа остается пара футов и я выстреливаю правой в широкую негритянскую переносицу, перед Типом возникает живой щит — Гилберт-эвакуатор. Гилберт — банки Кью Типа. Он спрыгнул с верхнего яруса. Мой кулак тонет в натруженной ручище. Эвакуатор сжимает мои пальцы и волочет прочь от возбужденного атакой выходца из Лагоса. Я вижу коричневые белки негритянских глаз.

« Не надо, слышь, не надо. Я сам его прищучу. Сам. Не продержусь тут шесть месяцев все равно. А тебе нельзя. Нельзя! Не сегодня завтра в суд поволокут, терпи, брат»

Дня через четыре пришло письмо от жены. Первое в жизни письмо от жены. Как раз в день когда Кэндиленд атаковали головорезы с острова Пуэрто-рико, или как они сами себя называют «бориква». Спасти Хозе им не удалось, всю хату вышвырнули на клаустрофобный проголучный дворик без сидений, жратвы и воды.

Письмо было со мной. Я перечитывл его снова и снова и знал, что у меня все хорошо. Теперь действительно стоило побороться в суде. Жена написала мне письмо и положила сорок баксов на магазин — целое состояние, я научился тянуть десятку четыре недели.

Из всех моих литературных экспириенсов письмо из тюрьмы дало самый мощный результат уровня Нобелевской премии по литературе.

Только представьте — вы одинокий человек днями напролет «предающийся великому тайнству творчества». Вы пишете мегароман и вам никто не мешает. Мегапроман получает первую премию. Вы возвращаетесь домой с презентации, а вас там ждет пепельница полная окурков и пыльная пишмашинка. Да еще много денег на отоварку в магазинах. Или вот так — пишете письмо домой, тут же получаете ответ и твердо знаете куда идти из тюрьмы. И кто вас там ждет тоже знаете. А еще и сорок баксов на отоварку!

На вынужденной прогулке все хмурые и злые как собаки. Кроме меня. Я летаю от одного к другому и подбадриваю, говорю теплые, обнадеживающие слова, будто у меня в кармане лежит кокаин. Только любовь или кокаин способны мгновенно превращать нас в существ высшего порядка. Только способность подбадривать и делится жратвой с себеподобными и отличает нас от животных.