У меня нет времени как следует перечитать предыдущие страницы, но я, кажется, пообещал себе (и тебе, дорогая Крапива, если Внешний когда-нибудь исполнит мою молитву), что не закончу этот рассказ до того, как Сухожилие, Крайт и я поднялись на борт посадочного аппарата. Что я не закончу его, пока мы не улетим из Паджароку. Однако у меня может не хватить времени, если я продолжу описывать наш путь вверх по реке.
Нет, конечно, не буду. Вечерня может вернуться в любую минуту. Она скажет мне, где пришвартована лодка, и я дам ей час, чтобы заснуть. Час, самое большее, и я покину Гаон навсегда.
Итак, сначала посадочный аппарат, затем я буду описывать свой путь в обратном порядке, насколько хватит времени.
Крайт, Сухожилие и я получили на нем места. Так же как и Саргасс, но мы с Сухожилием позаботились о том, чтобы ее не было на борту. К тому времени мы знали, что к чему, и спрятали на себе оружие: он — свой охотничий нож, а я — два больших ножа с широкими лезвиями, которые я обменял на две серебряные булавки там же, в Паджароку.
Пожалуй, я должен сказать, что купил их не потому, что в то время ожидал сражения на посадочном аппарате. (Тогда я предполагал, что мы не попадем на борт.) Я взял их — один для себя, а другой для Сухожилия, — потому что решил достать нож такого типа еще тогда, когда нашел плавающее дерево и был вынужден рубить его охотничьим ножом Сухожилия. В то время я еще не видел посадочного аппарата и только-только оправился от потрясения, вызванного моим первым знакомством с Паджароку, который я в своем жалком неведении представлял себе городом, подобным Новому Вайрону или Трехречью. У ножей не было гард, только простые, грубовато подогнанные рукояти из темно-коричневого дерева; их клинки были широкими, но достаточно тонкими, чтобы быть гибкими. Я связал их вместе, один свисал на грудь, другой — на спину, и грубая кожаная туника, которую Он-загонять-овца сделал для меня, очень хорошо скрывала их.
Их у меня отобрали, и взамен я получил древний меч с черным лезвием, которым я очистил канализацию от трупов — но все это выходит за рамки этого рассказа, если только мне не разрешат продолжить его на моей собственной бумаге, на моей собственной фабрике, на Ящерице.
Пусть Внешний дарует это!
Сегодня вечером мне кажется, что даже у бога нельзя просить так много.
Как грохочет дождь по крыше и стенам! Кто бы мог подумать, что на этом витке может быть столько воды?
Сухожилие привязал охотничий нож к бедру под бриджами. По правде говоря, я верил, что у него есть и мой старый игломет. Я вполне могу это признать, и это правда. Я верил, что он солгал мне об этом, как он часто лгал мне о многих других вещах; но путешественник, который взял нашу старую лодку и бросил его далеко вверх по реке, забрал и мой игломет. Ни Сухожилие, ни я никогда больше не видели его, но вскоре мы объединились в желании, чтобы он сел на посадочный аппарат вместе с нами, и чтобы он взял свое оружие — мой игломет, — как мы убеждали делать всех людей, поднимавшихся на посадочный аппарат. Он, без сомнения, был плохим человеком, беспринципным авантюристом, более чем готовым эксплуатировать тех, кого называл друзьями, и бросать их в беде, как только это казалось ему выгодным; но большинство людей на посадочном аппарате были такими же плохими или еще хуже, и многие были намного хуже.
Я должен прояснить это. Были ли инхуми, которые управляли им, монстрами? Да. Но и мы тоже.
Дождь прекратился. После стольких дней дождя это кажется странным, хотя нельзя сказать, что дождь льет без перерыва в течение сезона дождей. Если сезон еще не закончился, то через час или два дождь пойдет снова; если же он закончился, то это может быть последний дождь, который мы увидим за несколько месяцев. Я распахнул все окна, решив насладиться передышкой.
Орев вернулся! Я только что встал, чтобы еще раз взглянуть на небо, а он приземлился мне на плечо, напугав меня до полусмерти.
— Птиц взад! — сказал он так, словно отсутствовал не больше часа. — Птиц взад! Хорош Шелк! Дом хорош!
И, о, это хорошо. Так приятно снова увидеть его и знать, что, когда я уйду, я уйду не один.
Написав последние слова, я достал свою старую черную мантию, которую для меня украла Оливин и которую Его Святейшество патера Наковальня убедил меня надеть, когда я совершал жертвоприношение в Великом мантейоне. Буду ли я все еще носить ее, когда прибуду в Новый Вайрон, чтобы сообщить о своей неудаче? Похоже, я так и сделаю. Под ней у меня жилет с драгоценностями, и я собираюсь сохранить свои кольца. Они должны мне хотя бы это.
Удачи, Хари Мау!
Удачи вам, добрые люди Гаона! Вы лучше, чем большинство людей, которых я встречал, трудолюбивы, жизнерадостны и храбры. Пусть Квадрифонс Четырехликий, и все другие боги, как новые, так и старые, улыбнутся вам. Без сомнения, они так и сделают.