Книга Короткого Солнца

— Только здесь, в Паджароку, — нетерпеливо объяснил Сухожилие. — Здесь они никогда не кусают. Вот что он сказал.

— Только не иностранцев.

— Наверное. Ее же укусили.

К тому времени мы уже добрались до баркаса. Бэбби встретил нас радостным фырканьем, а Саргасс выбежала с ножом в руке. Уходя, я сказал ей, чтобы она оставалась на борту и немного поспала, если сможет, хотя я не верю, что она действительно спала. Она спросила, видел ли я эту женщину.

— Да, и разговаривал с ней, хотя и недолго. Она поправится, или, по крайней мере, я в это верю.

— Но ты не счастлив. Как и Сухожилие, мне кажется.

— Ты права, я обескуражен. — Как и старый патера Прилипала, я нащупал слово получше. — Унижен. Шелк однажды сказал мне, что мы должны быть особенно благодарны за опыт, который унижает нас, что унижение абсолютно необходимо, если мы не хотим быть поглощенными гордыней. Вскоре после того, как он пришел на Солнечную улицу, на него обрушился ливень прогорклых мясных обрезков. Может быть, я уже говорил тебе.

Она покачала головой.

— Конечно, это сделала Ложнодождевик, — сказал Сухожилие. — Вы с Мамой много об этом рассказывали.

— Несомненно. Ну, я могу сказать, что нахожусь на хорошем счету у богов, так как они предоставили безошибочный знак их благосклонности. Мне следовало бы быть в восторге, но сейчас я его не испытываю.

Саргасс поцеловала меня. Когда мы оторвались друг от друга, я с трудом перевел дыхание и сказал:

— Спасибо. Так гораздо лучше. (Я чувствую ее губы на своих, когда пишу. Саргасс целовала меня много раз, но в ретроспективе все ее поцелуи слились в один — в этот. Возможно, он был последний — я не уверен.)

— Не понимаю, почему ты так расстроен, — пробормотал Сухожилие. — Мы здесь, не так ли? Паджароку? Вот он. Когда я был здесь раньше, они постоянно тянули время, но теперь говорят, что могут уехать со дня на день.

— Провидение, — с горечью ответил я ему. — Как будто они ждали нас, не так ли?

— Ты так думаешь? — Он скептически хмыкнул, или, может быть, мне следовало бы сказать, задумчиво. — А зачем им это?

— Потому что добавилось трое нас.

— Четверо, вместе с Крайтом.

— Именно. Четверо, если считать Крайта, и трое, если нет. Трое из нас рискнут жизнью, чтобы вернуть Шелка, хотя только одного из нас послали, чтобы это сделать. Это уже достаточно плохо, а я еще даже не начал с этим разбираться. Что меня сегодня угнетает, так это личностные качества остальных, характер наших будущих спутников. Ты видел их там, и ты, должно быть, видел многих, поскольку провел здесь неделю. Скажи мне честно — что ты о них думаешь?

— Они не добрые, — пробормотала Саргасс. — Не такие, как ты.

— Ты ошибаешься, — сказал я ей. — Я один из них, и это самый удручающий факт из всех. (В этот момент я чуть было не признался — в присутствии Сухожилия! — в том, что однажды сделал с ней. Тот, кто прочитал это, знает.)

— А что с ними такое? — спросил он, бросая мне вызов, как часто делал на Ящерице.

— Это пьяницы, скандалисты и смутьяны. Тот человек, с которым ты был и который сказал, что спас тебя, — он еще взял нашу старую лодку. Как его звали?

— Юксин.[40] Когда он разозлился на меня, то сказал, что это означает «один». Тогда он собирался уйти и оставить меня, но я этого не знал.

— Хорошее имя для него, и оно будет хорошим именем для всех них. Они изгои, которые считают, что в их согражданах есть какой-то дефект, который заставил город изгнать их.

Мгновение спустя я улыбнулся, и Саргасс сказала:

— Ты что-то придумал. Что это?

Дело было в том, что сорок таких людей быстро захватят контроль над посадочным аппаратом, как только заподозрят, что он направляется не к Витку. Но я не сказал ей об этом ни тогда, ни позже.

Орев дернул меня за волосы:

— Теперь идти? Идти Шелк? — (Или, может быть, «Иди, Шелк!» Я не могу быть уверен.) Я чувствую себя точно так же, как и он, но Вечерня все еще не вернулась. Я попытаюсь урвать часок сна.



 

Часы только что пробили. Два часа, в точности.

Со мной всегда так. Как только я решаю покинуть какое-то место (как я решил, например, бросить безнадежную маленькую ферму, которую мы получили по жребию), я не могу дождаться, чтобы уехать. Без сомнения, я чувствовал себя точно так же в ту ночь, когда сидел перед нашим костром на баркасе с Саргасс и Сухожилием, пытаясь привести свои мысли в порядок.

Саргасс спросила Сухожилие, был ли он пьяницей, скандалистом и смутьяном; сомневаюсь, что она имела какое-либо ясное представление о том, что означают эти слова. Он ухмыльнулся и сказал: «Нет на первое и да на остальное, — добавив: — Спроси отца. Он меня знает». — Я действительно знал и решил не давать ему второй нож, который взял для него, пока Сухожилие не будет нуждаться в нем.

Саргасс хотела побольше узнать о женщине, которую укусили, и я, отчаянно желая поговорить с Сухожилием наедине, предложил:

— Давай мы приведем ее на наш баркас и ты сможешь поговорить с ней лично. Кроме того, ты и Сухожилие сможете помочь ей после того, как посадочный аппарат улетит.

— Нет! Мы будем на нем вместе с тобой. — Она повернулась к Сухожилию: — Или ты останешься?