Книга Короткого Солнца

— Поверьте мне, Ваше Высокопреосвященство, я не имею в виду ничего личного.

— Хм, не имеешь. И все же я сам, а? Сознающий, всегда сознающий многие недостатки. А теперь, гм, Кречет, а? Плохой человек? Ты бы, гм, признал это, сын мой?

Он пожал плечами:

— Теперь, когда он мертв, многие говорят, что так оно и было.

— Был ли Кречет таким же... э-э... неправедным, как этот инхуму? Как этот, гм, Джугану, а?

— Да, мне кажется.

— И мне. Э. Старый Квезаль. Помнишь его, патера?

— Конечно.

— Знал, Лемура, а? Много, гм, дискуссий. Я, э-э, тоже. С Кречетом. Я... э-э... понял его. Хвастовство, а? Да, хвастовство. Не так уж часто, а? Но это правда. Говорил с… э-э-э... ним. Обедал. Исповедовал его, а? Плохой человек. Согласен... э-э... по этому поводу. Но послушай. Послушай меня, патера.

— Да, Ваше Высокопреосвященство.

— Кречет, гм, послал тебя, а? Один из... э-э... пятерых из нас. Наихудший. Возможно. Возможно, самый худший из этой... э-э... группы. Даже он не стал бы, а? Винить кого-то, кто... э... погиб. Ты мне сказал об этом. Кто... э-э... погиб при попытке. Ты понимаешь, что я имею в виду, патера? — Прилипала яростно замотал головой. — Не такой уж плохой человек, а? Не такой уж плохой человек ты, патера?

Наступило молчание.

— Ты все еще... хм?

— Хочу покончить с собой? — Он вздохнул. — Да, я полагаю, что я так и сделаю, на самом деле. У Крапивы будут Копыто, Шкура и Вадсиг. С ней все будет в порядке.

— Нет смерть!

Прилипала улыбнулся:

— Кто такая Крапива, патера?

— Моя жена. Вы же ее знаете, конечно.

— Э-э... темный день для меня, а? Хвастался. А теперь я собираюсь... вмешаться. Ты разве нет? И она? Муж. Долгое отсутствие, а? Один, гм, ожидает... гм... теплых отношений.

— Нет, Ваше Высокопреосвященство. Она этого не хотела, да и я тоже; но если бы мы так поступили, то, конечно, в этом не было бы ничего плохого.

— Я, хм, прекращаю суд, а? Исповедь, тоже.

— Вы не можете быть таким жестоким, Ваше Высокопреосвященство.

— Не могу, а? Я, гм, считаю иначе. Ты все еще, хм? Отвергаешь дар, а? Дар жизни, патера. Посмотри на меня, а? Посмотри на меня и скажи, что ты больше не желаешь, э-э, освобождения. Ты можешь это сделать?

Его глаза были устремлены в землю:

— Нет, Ваше Высокопреосвященство. Если бы я взял с собой Хряка... если бы я мог как-нибудь это сделать…

— Воздержись. Для детей, а? Для килек, эти твои «если».

Ответа не последовало.

— Эта, гм, церемония. Бракосочетание, а? Ты ее помнишь?

— Да, Ваше Высокопреосвященство.

— Хорошо? Э... отчетливо?

— Очень отчетливо, Ваше Высокопреосвященство.

— Я... гм... проповедь. Сокращенно, э? Да-э-сокращенно, пока священный огонь, э? Но сначала... гм... чтение. Ты не был, э-э, невнимательным.

— Надеюсь, что нет, Ваше Высокопреосвященство.

— Я, гм, подошел к амбиону, а? Взял Писания?

— Да.

— И... хм... тогда? Что дальше, патера? Пожалуйста, пролей свет.

— Вы нашли отрывок, в котором говорится о браке...

— Нет! Ты... э-э... ошибаешься. До того.

— Подождите минутку. — Его указательный палец рисовал маленькие круги на правой щеке. — Я вспомнил. Вы открыли Писания, очевидно, наугад, прочитали отрывок и, казалось, отвергли его. Тогда вы обратились к отрывку о браке.

— Я, э-э, сообщил первый отрывок, патера?

— Вы имеете в виду, прочитали ли вы его вслух? Нет, вы прочитали его молча, а потом открыли книгу в другом месте.

— А вы... э-э-э... сформировали теорию для объяснения этого, хм?

— Только самую очевидную, Ваше Высокопреосвященство. — Говоря это, он почувствовал ледяной укол страха, который не мог бы объяснить. — Первый пассаж не подходил для свадьбы.

Взмах головы Прилипалы очистил его глаза от жидких волос.

— Еще как, гм, подходил, патера. Ваше собственное слово, а? Это... э-э... неоспоримо. Очень, гм, подходил. Я, хм, отклонил, а? Тем не менее. Ошибка. Э... гордыня. Знал лучше, чем боги, а? В моем, гм, возрасте я должен быть мудрее. — Прилипала поднялся. — Может быть, э, ты не оскорбишься моим коротким отсутствием? Я скоро вернусь. Может быть, э, ты насладишься хорошей погодой?

— Разумеется, Ваше Высокопреосвященство. Я буду здесь, когда вы вернетесь.

— Отлично. Я надолго не задержусь.

— Добр Шелк! — по-своему попрощался Орев.

Теперь, когда он смотрел на удаляющуюся спину Прилипалы, его руки были неподвижны. Прошла минута, потом еще две. На том же дереве, где сидел Орев, запел крапивник, а потом улетел, продолжая петь.

— Бедн Шелк, — с простодушным сочувствием заметил Орев. — Бедн, бедн. Бедн Шелк!

Он встал и принялся расхаживать по маленькому садику, поворачивая налево — к докам и морю, направо — к фермам и горам, потом снова налево.

— Я заключенный в камере, — сказал он Ореву, — и этот высокий человек в черном вернется с моим смертным приговором. Я знаю это и ничего не могу с этим поделать. Скажи Крапиве, что я любил ее, пожалуйста. Ты сделаешь это?

— Птиц речь.