Книга крови

– Потеря убежищ причиняет мне боль, более сильную, чем ты можешь себе вообразить… Однако нам необходимо вернуться к тому, с чего мы когда-то начали, – к истокам теперешнего величия. «Алый зал» был тайным обществом, скрытой властью, определявшей политику, экономику и тем самым судьбы держав мира. Возникновение Адамантовой Академии на основе «Алого зала» положило начало беспримерному взлёту. Убежища существовали и прежде, но именно Академия планомерно начала создавать новые и новые, и, если одно выходило неудачным, следующие два получались превосходными. При этом наши предки совершенно потеряли чувство меры. Однако до тех пор, пока убежища сохраняли новизну и поддавались управлению, контроль за ними не требовал слишком много сил и средств. Экспансия застопорилась только во время войны за ночные убежища. Её последствия были ужасными, и с тех пор Академия стала осторожнее. И тем не менее мы настолько погрязли в довольстве и самодовольстве, что скоро поглотим сами себя, только чтобы утолить свой неутолимый голод. Единственный выход в такой ситуации – принудительная и радикальная диета, и, похоже, судьба сама подталкивает нас к этому и даёт соответствующий повод.

– Восстание идей, – догадалась Рашель.

Марш нажал на одну из кнопок на пульте управления лифтом. Стенки стеклянной трубы изменили цвет. Золотистое мерцание исчезло, вместо него шахта лифта под ними погрузилась в багровое сияние. Прожектора, только что подсвечивавшие модели убежищ снизу, погасли. Только в верхней части башни, где всё ещё находился лифт, всё осталось по-старому. Однако в любой момент они могли попасть из ласкового золотого света в зловещее красное сияние.

– Всё, что подсвечено красным, – сказал Марш, – уже поглотили идеи. И они неотвратимо продвигаются дальше. По нашим оценкам, их жертвами уже стали более трети глубинных убежищ.

Лифт скользнул в багровое сияние, которое сомкнулось над ними, золотой свет остался наверху. И внезапно лицо Марша приобрело разительное сходство с чёртом из ярмарочного балагана. Рашель быстро отвернулась от него, переводя взгляд с одного убежища, проплывавшего мимо неё вверх, на другое. В полумраке лишь на немногих из них можно было разглядеть признаки жизни.

«Сколько их потеряно навсегда!» – подумала она.

Багровое сияние постепенно перешло в сине-фиолетовое, как будто они проникали сквозь полосы разноцветного тумана. Наконец лифт опустился на дно башни – пустую площадку, края которой терялись во мгле. На уровне глаз, справа от них, в воздухе парило растрескавшееся бесформенное образование. В отличие от всех остальных моделей его контуры не были чётко очерчены, а пульсировали, постоянно изменяясь. Его выросты появлялись, вытягиваясь наружу, и снова тонули в бесформенной массе. Куски откалывались от поверхности в одном месте, сливаясь с ней в другом. Иногда казалось, что всё образование состоит из бесчисленного количества элементов, парящих в воздухе и двигающихся синхронно, словно рыбья стая.

– Ты знаешь, что это? – спросил Марш. Багровый свет вновь упал на его лицо, вытеснив фиолетовый, так что его черты теперь казались кроваво-красными.

– Ночные убежища, – ответила она.

Он удовлетворённо кивнул:

– Конечно. На самом деле никакого дна в нижней точке пустоты не существует, – во всяком случае, мы ничего не знаем о его существовании. Пространство между страницами мира не заканчивается ночными убежищами, но мы сочли, что это логичное завершение нашего маленького путешествия.

Умом Рашель понимала, что находится всего лишь на дне башни без окон посреди двора мраморного дворца в Унике, однако гнетущая атмосфера внушала ей соответствующие мысли. Ей пришло в голову, что, возможно, Марш специально заманил её сюда, чтобы оставить здесь, на дне вселенской пустоты, и тогда эта пульсирующая штука будет вечно висеть перед её носом, словно раковая опухоль.

Наконец она вспомнила, кто она и какую роль призвана играть.

– Я видела достаточно, – сдержанно сказала она.

Марш с улыбкой нажал на другую кнопку, и стеклянный лифт снова воспарил к потолку башни, оставляя внизу сначала ночные убежища с их уродливыми выростами, а затем и всю территорию, на которой безраздельно властвовали идеи, и наконец снова попал в чистое золотое сияние, освещавшее верх башни.

Пульс Рашель вновь замедлился, ей стало легче дышать, туман в голове рассеялся, мысли снова обрели ясность. В то же время она по-прежнему ощущала, что идеи подбираются близко, слишком близко.

– Вы только что сказали, что у вас трудности. Что наши библиоманты не могут запечатать границу между убежищами и внешним миром, так как что-то мешает им сделать это. Что вы имели в виду?

– Существует некий механизм… Я предпочитаю называть его механизмом. С моей точки зрения, это слово описывает его лучше всего, хотя это скорее явление из мира библиомантики, чем техническое приспособление.

Она ждала продолжения, и в это время ей страшно хотелось закрыть глаза и ощутить, как золотое сияние просвечивает сквозь веки. Именно этим она больше всего наслаждалась во время каждого своего прыжка через пустоту.