Оставалось последнее средство. Я прибегал к нему всего один раз, и воспоминания о нем остались самые неприятные. Однако другого выхода явно не было.
— Соу, отойди!
— Но, мастер…
— Я попробую разбудить гимны. Забери медиума!
Сосредоточившись, я послал внутрь зов… и тут Мегу, неожиданно выгнувшись в сторону, изо всех сил двинула мне локтем в глаз. От боли и неожиданности я с бранью разжал руки, оттолкнув меня, она перескочила через голову пытавшейся ухватить ее за платье Соу и стрелой понеслась к черной фигуре.
— Нет!!! — заорал я, как кретин, бросаясь следом, хотя ясно уже было, что я не успеваю — ни я, ни Соу. Быстрее ветра Мегу подскочила к кукле, упала перед ней на колени, обняла за шею, притянула к себе.
И черные змеи бессильно опали, истлев невесомым прахом.
* * *
Молодой человек ждал.
Скрючившись в три погибели, он сидел на полу над разложенным походным верстачком, то и дело машинально отряхивая пальцы от невесомых опилок. Инструменты, лежавшие перед ним, были похожи на пьяный кошмар полубезумного слесаря. Или маньяка-патологоанатома. Каждый из них в свое время обошелся ему в довольно круглую сумму, благо денежная проблема уже не стояла перед ним так остро, как в прежние дни, и каждый раз токарь, к которому он обращался, смотрел на него как на больного. Крохотные лобзики и лучковые пилы с дико выгнутыми рамами, приспособить которые к доске не смог бы даже магистр топологии, странно выглядящие зажимы и маленький шлифовальный станок с электрическим приводом — все они были изготовлены по его заказу и его чертежам, для чего ему пришлось основательно подучить инженерную графику. Разумеется, он справился.
Теперь же, когда он наконец приступил к работе, она продвигалась далеко не так быстро, как ему хотелось бы. Но все же продвигалась. И это было хорошо. Тусклый ночник, горевший на стене, бросал лучи на стол, где тускло поблескивал какой-то металлический предмет. Блеклый зайчик щекотал глаза, но молодой человек знал, что это блестит, и не обращал внимания. Притерпелся за вечер.
Не то чтобы он настолько смирился с окружающей действительностью. Просто встать и убрать предмет было бы чревато полной потерей вдохновения на сегодня.
Отвлекаться нельзя…
Предмет, зажатый в небольшую струбцину на верстаке, выглядел странно в этой холостяцкой квартире, непонятным образом балансировавшей между категориями «захламленной» и «опустошенной»: видно было, что хозяин дома привык жить по-спартански, если не сказать категоричнее. То, на что пристально глядел молодой человек, было осколком совершенно другого мира, ни одним местом с этой квартирой не соприкасающегося.
Ну посудите сами, с какой стати молодому театральному костюмеру и начинащему приобретать известность частному портному играть в куклы?
Его рука, стиснув кусок пемзы, медленно заходила по шершавой поверхности дерева. Туда-сюда, туда-сюда… Было в этом что-то медитативное — он заметил это уже давно. Время от времени он даже намеренно прибегал к этому, как сейчас. Это расслабляло и делало мысли плавными. Он вспомнил Питера Клеменцу, любившего мыть свой «кадиллак» во время раздумий. Пожалуй, похоже…
Вот и теперь он тоже сидел и ждал, когда вернется то самое чувство, вспугнутое недавно вздорной мыслью, чувство, когда руки сами движутся, вырезая и соскабливая, повинуясь кристально чистой до невидимости ниточке — «так надо»! Без него можно было лишь устранять мелкие недочеты — полировать, шкурить, наводить глянец… как сейчас.
Он отложил пемзу и раскрутил струбцину. Собранный из мелких деталей небольшой деревянный шар с двумя отверстиями, лежавший у него на ладони, приятно грел кожу. Хмуря брови, молодой человек покрутил его то так, то этак, придирчиво посмотрел на свет сквозь него и наконец, удовлетворенно хмыкнув, придвинул к себе небольшую, плотно закупоренную баночку. Крышка со вздохом отошла, по комнате распространился едкий запах нитролака.
Оценивающе сощурясь, он обмакнул кисточку в банку и осторожно провел по дереву первую пахучую полосу.