Книга Лазури

Мы в ответе за тех, кого приручили. И если мы совершаем перед ними ошибки — надо их исправлять.

И он решил исправить свою ошибку.

На этот раз он должен был действовать в одиночку, ведь не было больше ни ставшего привычным помощника из телефона, ни Второй Куклы, способной найти в Н-поле и доставить ему необходимые детали. Мало того, что они, похоже, навсегда покинули его Вселенную — не было никаких сомнений в том, что, сумей он даже обратиться к ним за помощью, они его, мягко говоря, не поняли бы. Несмотря на весь свой опыт, Джун-младший, его школьное «я», по-прежнему оставался обычным мальчишкой, свято придерживающимся принципа «кто не с нами, тот против нас, а кто был против нас, тот никогда не будет с нами». Странно было бы и ожидать иного, если уж ему самому потребовалось столько времени.

Просить же о помощи Rozen Maiden, едва не погибших в сражении с Седьмой Куклой, и вовсе было глупо. Следовало рассчитывать только на себя.

Естественно, это оказалось непросто.

Найти части тела Киракишо казалось — и оказалось, — делом не слишком сложным. Однажды он уже был в странном месте, заполненном этими частями до горизонта — так можно было бы сказать, если бы там был хоть малейший намек на горизонт. Значит, он мог проникнуть туда вновь. То, что сделано однажды, всегда можно повторить. Чудеса — это не отжимания, нет никакой разницы, совершаешь ты их каждый день или с перерывами в десятилетия. Разумеется, если при этом ты не перестаешь в них верить.

Проблема, с которой он столкнулся, была неожиданной, хотя, поразмыслив, он понял, что именно этого и следовало ожидать: принесенные им из Н-поля детали не удерживались в плотном мире. Когда он, мокрый от пота, проснулся в первый раз, сжимая в руках маленьккие ступни, то решил сперва отдохнуть, сбросить эйфорию и нервное напряжение, чтобы изучить добычу в спокойной обстановке — и наутро не обнаружил у себя на столе, куда их положил перед вторым сном, ничего. Он даже решил сперва, что ему все это просто приснилось. Хорошо, что у него хватило выдержки повторить попытку и внимательно за всем понаблюдать.

Результаты были неутешительными. Пока он сидел и смотрел на принесенные из сна детали, они как ни в чем не бывало лежали перед ним — твердые, осязаемые, поблескивающие в свете ночника; но стоило отвлечься лишь на долю мгновения — прихлопнуть комара, отметить умом шум проехавшей по улице машины, даже просто почесаться, — как они блекли, становились прозрачными и беззвучно растворялись в воздухе, причем ему самому после этого приходилось прилагать существенные усилия, чтобы не вообразить, будто он просто сидел и пялился перед собой все это время без всякой причины.

Неудивительно. Ведь деталей этих и не существовало, по большому счету. Реальность пыталась навести в себе порядок. А с реальностью, как известно, не повоюешь.

Он и не собирался с ней воевать.

Хмыкнув, молодой человек бросил взгляд на свои пальцы, словно ожидая, что из кончиков вот-вот полезут кривые хищные когти. Бредово, зато, как ни странно, довольно верно. Теперь, уходя по ночам на охоту, он не пытался вытаскивать из темноты суставы и части: просыпаясь, он уносил в когтях нечто, на первый взгляд, куда менее ценное, но для него все же неоценимое — память о них. Уникальный образ каждого излома маленького тела, что горел в темноте под закрытыми веками, пока не воплощался под его пальцами в фарфоре и дереве.

Ему пришлось учиться лепить и строгать, чертить и обтачивать. Он оказался способным скульптором: пальцы, привыкшие чувствовать движения иглы, быстро приноровились и к стеке, и к резцу. Удивительно, но он был даже слегка разочарован своими скорыми успехами. Все давалось слишком легко, и от этого работа становилась какой-то невзаправдашней, несерьезной… будто понарошку. Как игра, правила которой легко запомнить и еще легче забыть.

В то время как таковой она, разумеется, не была.

Но к чему дурацкие сомнения, если дело все равно идет?

Он успел изготовить пять деталей и сейчас как раз доделал шестую. Подвешенные к карнизу гардины на бечевках, они легонько покачивались от ветра на фоне ночного неба. Две ступни, две ладони, голень и локоть. Плоды напряженных ночных трудов последних двух месяцев. И это было лишь начало.

Секунду Джун любовался изделиями своих рук. Затем пододвинул к себе небольшой ясеневый брусок длиной в ладонь. Остро отточенный резец снял первую стружку.

Потерпи еще немного.

* * *

Губительные ноты замерли внутри, так и не начав плестись в танец смерти. Исчезли и ножницы из рук Соусейсеки, и даже дождь стал тише, ослабев вместе с порочным золотым светом скверной звезды. Мы ждали, надеясь, что страшное явление было единственной проблемой — и разочарование оказалось горьким.

— Зачем вы здесь? — с трудом произнесла Первая, поднимая глаза, — Зачем ОНА здесь?

— Она искала тебя, искали и мы, — отвечал я. — О чем ты думала? Нельзя было оставить ее в том состоянии дожидаться вестей дома.

— Уходите. Убирайтесь вон! — вдруг закричала Суигинто. — Прочь, прочь, глупые!