Стоило Соу начертить последний знак — на правом виске, как вихрь несвязных мыслей охватил мой разум. На короткое мгновение я увидел стройную гармонию причин и следствий, устремляющуюся вверх с хрустальным звоном. Но вдруг черная трещина прошла по этому сияющему столпу, искривляя его, отклоняя в сторону, сращивая собственные края уродливым швом. Видения пронеслись передо мной — плачущая Мегу, бегущие куда-то по незнакомому мне Н-полю Суисейсеки и Джун, Шинку с пугающими пустыми глазами, сидящая на краю пропасти и методично крошащая вниз осколки медальона, смеющийся Лаплас, и над всем этим безликая фигура, черная, теряющаяся в тумане. Но затем земля под ней треснула и поглотила ее, а в открывшемся просторе я увидел то, что буквально подняло мои волосы дыбом. Себя посреди заснеженного поля, на коленях, беззвучно кричащего в небо, и на руках моих…Соу, мертвая, изломанная, обнимающая меня треснувшей рукой.
Видение исчезло, сменилось другим — безликая фигура сидела на троне, принимая поклонение толпы, но за гладью маски я видел задыхающееся от боли лицо, с глазами, полными страха — снова свое.
И третья картина предстала передо мной — худой, потрепаный, с горящими глазами и полуулыбкой безумного джокера, я рвал голыми руками Дерево Снов, пока волна Моря не оторвала меня от него и не унесла прочь, смеющегося и рыдающего одновременно.
Битард
У меня не получалось. Раз за разом я пытался сотворить себе из смрадного мрака рабочее место, но оно вновь и вновь становилось Кораксовой лабораторией. Мой кровник оказался слишком талантлив. Я с бранью уничтожал незакрепленное формирование, принимался делать заново, но в памяти по-прежнему горел образ освещенной чадящими светильниками зеленого масла комнаты с алтарем в центре. При одной мысли о работе в его мастерской меня сводила злобная дрожь. Ничего общего! Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень — да будет так!
Мне, тем временем, следовало пошевеливаться. Пад был ядовит, его сухой и горячий ветер размывал душу, и необходимо было создать против него заслон, своего рода оазис в аду. Таким заслоном стала бы лаборатория, карман сна, изолированный от остального пространства страдания. Но создать ее не получалось, а жгучие порывы уже отдавались болью во всем моем существе.
Наконец, отчаявшись, я взмахнул ногой и ударил пяткой по земле, выбив в небо гигантское облако безводной пыли и песка. Промигавшись и прокашлявшись, я увидел перед собой внушительных размеров яму. Не раздумывая, я спрыгнул в нее. Ветер не прекратился, но ощутимо ослаб — переносить его дыхание сразу стало легче. Подняв голову, я быстро зарастил отверстие черно-красной каменной плитой и наконец смог вздохнуть с облегчением.
Дальше дело пошло на лад — мне уже было от чего плясать. Переделывать и дополнять существующее всегда было проще для меня, чем создавать с нуля. Существующим в данный момент была моя яма. Я пожелал света, и на земляных стенах ярко вспыхнули вложенные в бронзовые кольца факелы. Вокруг меня возникли деревянные грубые стулья, приземистый квадратный дубовый стол, медвежья шкура на полу — мне почему-то хотелось, чтоб мое убежище было обставлено строго и по-спартански, в противовес мягким коврам и покрытым затейливыми изразцами стенам схрона моего врага. Подумав, я увеличил шкуру, затем заменил одну большую грудой обычных, покрывавших весь пол.
Вместо пробирок и стелажей с маленькими шарнирами и частями тела вдоль стен выросли козлы и верстаки с разложенным на них холодным оружием, в дальнем углу появилась огороженная макивара — я не сразу сообразил, что тренироваться в собственном сне без достойного учителя глупо, но уничтожать не стал. Жертвенную чашу, полную горящего масла, сперва поставленную мной как антипод того нечестивого алтаря, сменили кузнечный горн, мехи и наковальня. Вот так.
Оставалось решить еще одну немаловажную проблему. Убежище должно было стать вечным. Пад не был моим сном, хотя и снился мне, без моего присутствия капсула вскоре была бы уничтожена яростными ураганами этого места, а мне этого вовсе не хотелось. Кто знает, когда она мне еще понадобится.
Легонько притопнув пяткой, я взвил в воздух длинную струю черного песка. Схваченная моими пальцами, по моему желанию она уплотнилась и застыла в форме тонкого посоха, закрученного винтом по оси. В другой руке возник обломок материи моего сна, принявший форму ограненного крестовой розой прозрачного аметиста. Я вставил аметист в навершие посоха. Острые зубья обхватили камень и погрузились в него. Болезненным усилием воли я удержал готовые возникнуть в камне трещины и с размаху вонзил заостренный конец посоха в земляной пол. Вот так.
Моя мастерская слилась с плотью Черного Облака. Отлично.
Перед тем, как убить Коракса, я, пожалуй, притащу его сюда.
Я развязал тесьмяную повязку, перехватывавшую волосы, и снял со лба Белую Карту. Она была влажной от пота, но казалась целой. Приступим.