Книга Лазури

Зачем трудиться над расшифровкой, если можно заставить говорить? Так и появился я, демон, из всеведущего ничто ставший вдруг личностью. Мое сознание парой чертежей скрепили с телом ребенка, несмышленого мальчика, едва научившегося говорить. С незаконнорожденным сыном моего повелителя, между прочим.

Но я постепенно утратил ясность взора, подавленный грузом материальности, и был этому рад. Знаешь ли, как ужасно для человека абсолютное всеведение? Это абсолютная скука, абсолютное уныние, сводящая с ума предопределенность бытия, когда ты ничего никогда не можешь изменить.

Но с тех пор, как я перестал видеть все варианты событий, я начал жить по — настоящему. Не знаю, понравилось ли это стареющему Пьер-Симону, который уже заботился не о победе, а о побеге от возмездия, но однажды он решил, что я скрываю от него истину и совершил самый глупый поступок в своей жизни, увидев мир моими глазами.

Я забрал его тело, легко изгнав обезумевший разум в глубины Моря, но и сам не смог покинуть Н-поле. Впрочем, тут совсем неплохо живется скучающему кролику вроде меня…но вам спокойнее будет считать меня лишь зрителем.

Масштабы не те.

Антракс

На стене гостиной был наварабзан фломастером человеческий силуэт. Человек получился так себе, но я никогда не умел рисовать. Деталей я не прорисовывал, если не считать двух серых пятен на месте глаз. Стена внутри контура и вокруг него была усеяна черными подпалинами. Две из них еще дымились. Я, в трусах и майке, стоял на другом конце комнаты, вытирая пот со лба и стараясь перевести дыхание.

Когда схлынула первая эйфория, я здраво рассудил, что новоприобретенным оружием не грех научиться нормально пользоваться. Коракс-то, небось, получив серебро, быстро отправился тренироваться. Не следовало впадать в глупое самомнение, воображая, что мне все дастся само собой. Проплутав в Н-поле несколько часов, я сумел-таки найти свою дверь и вывалился из нее к себе на постель, успев заметить, как с тихим хлопком исчезает лежавший на ней прозрачный силуэт.

Я не сразу сообразил, что это было, но когда понял, мне стало жутко. Ведь я вошел в зеркало из мира снов, фактически раздвоившись — тело оставалось привязанным к Черному Облаку, а душа в благородной рассеянности отправилась гулять по бульварам неизведанного, под конец еще и заявившись к себе домой в полуматериальном облике. Когда я проник в комнату, в реальности наступил кризис, который она решила по-своему, весьма гуманно по отношению ко мне — просто наделила мою душу плотью, взятой у прежнего тела. Наверно, мне следовало ее за это поблагодарить — альтернативные решения мне казались куда хуже, ибо все до одного были невероятно болезненны.

Выяснилось, что этот черный лед — куда более сложная штука, чем мне сперва показалось. Вылетавшие из моих рук кристаллы оказались очень чувствительными к расположению пальцев, ладони и запястья, даже к самой занимаемой моим телом позе. В одном случае это были широкие лепестки, подобные первому созданному мной, в другом тонкие и острые иглы, в третьем многогранные звезды и так далее. Все они были непредсказуемы, капризны и то и дело летели совсем не туда, куда я их направлял. Я экспериментировал с разными жестами и позами, складывая из пальцев всевозможные фигуры и знаки, учась бить сидя, стоя, лежа, с колена, в прыжке. Прыгалось у меня плоховато. Давненько я не делал зарядку. Лентяй.

В довершение всего мне следовало научиться соизмерять силу. Если у моего кровника после нанесения знаков едва хватило сил поднять нитями ложку, то я, наоборот, первым же броском так тряхнул всю хрущобу, что во дворе откликнулась сигнализация. По телу мгновенно разлилась дурнотная слабость, а услышав на лестничной клетке испуганные голоса, я и сам немного струхнул, поэтому уже следующий бросок лишь слегка подпалил желтоватые обои. Я постарался запомнить, как именно это проделал, но стену с мишенью нет-нет да потряхивало, иногда — вместе с другими. Хорошо, что за ней никто не жил. Подобно человеку, всю жизнь ходившему с руками, привязанными к бокам выше локтей, и вдруг получившему свободу, я постоянно перехлестывал в усилиях. Люстра со звоном выплясывала ламбаду, на кухне в шкафу падали тарелки, я то и дело потирал ноющие от напряжения и слабости руки и вообще чувствовал себя прескверно. С этим следовало разобраться как можно скорее. Еще обрушу весь дом себе на голову или свалюсь от истощения.

Уже на пятом-шестом ударе я научился изначально придавать своим колдовским снарядам ускорение, так что мне больше не приходилось их бросать. С вектором же ускорения дела, как я уже говорил, обстояли неважно. Черных пятен на обоях вокруг силуэта было куда больше, чем внутри: парочка укоризненно поглядывала на меня даже с потолка — последствия первой, не слишком удачной попытки метнуть кристалл, лежа на спине. Все потуги послать в цель несколько кристаллов разом неизменно проваливались, упираясь в кружащую голову тошноту и подкашивающиеся ноги. Глюкозой сыт не будешь — для по-настоящему серьезного тренажа мне надо было плотно поесть и отдохнуть.