Книга магии

– А я пущу тебе огненный шар в задницу, если будешь распускать руки, – огрызнулся Орвин, но отошел подальше.

Вокруг суетились люди, готовясь к восхождению. Горел вдохнул понюшку порошка. И тут увидел на запястье тонкий металлический обруч, покрытый рунами. Какое-то время таращился на него, потом заключил:

– Ну и хрен с тобой.

6

Вереница людей карабкалась все выше и выше в горы, напоминая муравьев, ползущих по лезвию ножа. Первые несколько дней им еще попадались деревушки с десятком-другим жителей, потом пропали и они. Уже за границей снегов наткнулись на старую заброшенную стоянку, сохранившуюся от прошлых, канувших в небытие экспедиций. Там и разбили бивуак. Дышалось тяжело, зато магии – хоть отбавляй. Она была разлита повсюду: в воздухе, в земле, даже в самом снеге. Горел ее ненавидел.

Передохнув, двинулись дальше. Все выше, выше и выше. Далеко под собой Горел видел зеленые склоны ниже границы снегов, крошечные поселения, похожие на темные цветы, и Узур-Кальден, ставший размером с булавочную головку. А за всем этим – бесконечные равнины мертвых земель, простиравшиеся до самого горизонта. Где-то там, за окоемом, лежал Черный Тор. На безбрежном кладбище Кур-а-Лена, нечаянно разрушенного Горелом.

Они шли и шли. В обледенелом овраге потеряли Питонга Нараваля, подорвавшегося на ленточной мине. С трудом выбрались, потрясенные первой смертью, и продолжили восхождение. Вершины гор выглядели такими же далекими, как прежде. Самым жутким в овраге были его ледяные стены: вслед Горелу и его спутникам из-под корки льда смотрели глаза варе’и. На лицах погибших запечатлелись страх и отчаяние. За телами Горел мог разглядеть низенькие домики, проселочные дороги, собаку, застывшую в прыжке, неподвижное пламя так и не догоревшего костра. Это зрелище наполняло душу невыразимым ужасом. Пришлось достать новую понюшку, стараясь, чтобы пальцы в перчатке не просыпали ни пылинки.

К вечеру разбили лагерь. Слуги лорда Калена поставили его шатер отдельно от остальных. Развели огонь, приготовили ужин. Их жалким костеркам не хватало сил разогнать мрак.

Тьма принесла с собой фейерверк зульских орудий. Вдруг издалека послышался крик, и вверх взметнулся столб цветного света, отразившись в тысячах осколков льда. Вопль стих, огни постепенно потухли, и до отряда донесся отдаленный рокот обрушившегося ледника. Тарнир Герад и его люди, сидевшие у своего костра, даже не повернулись голов. Они словно ушли в себя, не обращая внимания на остальных членов экспедиции. Второй взрыв послал в небо стаю призрачно-белых воронов, разлетевшихся во все стороны, прежде чем осыпаться на землю мягким белым снегом. Горел знал, что случись этот взрыв над лагерем, снег кислотой проел бы их лица. Он зябко поежился, хотя был тепло одет. Горел держался сам по себе, на горы старался на смотреть. Сердце тосковало по дому.

По Гилирису, величайшему из царств, недосягаемому наследию, откуда его вышвырнули далеко в Мир, за тридевять земель.

Память вернула Горела в один давний весенний день. Он был еще ребенком. Пришел к матери в лабораторию, чья громада таинственно темнела рядом с королевским дворцом Гилириса. Матушка Горела, королева, нежно обняла сына и, взяв за руку, повела по галерее гулких залов, где за длинными столами трудились молчаливые мужчины и женщины, собирая и разбирая какие-то устройства, ставя опыты и делая записи. В тот день мать показала ему кое-какие разработки – сложные сплавы машинерии и колдовства, дистиллированных знаний, призванных служить войне.

– Нет, не войне, Горел, – поправила его мать, когда они любовались длинной, членистой металлической трубой, покрытой зловещими надписями.

Вокруг трубы потрескивали синие молнии, – внутри был заперт демон из самых глубин джунглей Голириса.

– Это для предотвращения войны. Никто не осмеливается сразиться с нами, поэтому мы несем Миру мир и процветание. Нет, Горел, – тихо и настойчиво проговорила она, – опасность подстерегает нас не снаружи, а изнутри.

Ее слова он понял много позднее.

Затем наступила ночь. И хотя минуло уже много лет, она навечно запечатлелась в его памяти. Той ночью за ним пришли, и маленький Горел ничего не мог сделать. Предатели, колдуны Голириса, раздувшиеся от власти и ненависти.

Горел хорошо запомнил последнюю ночь своего детства. В комнате горели свечи, осенний ветер еще дышал обманчивым теплом, колыша пламя факелов за окном. Воздух пах морем, созревшими плодами, жизнью и смертью, прячущимися в лесах. Обычный день, который должен был закончиться обычной ночью, если бы не крики, разбудившие мальчика.