Книга магов (антология)

— Ну-у, что тебе сказать…

— И были варианты? Присмотрел что-нибудь? — допытывался горе-мужчина, которого многое донимало по жизни, но при этом абсолютно все устраивало.

— Предлагали законченного кретина и ходячую клинику.

— А ты?..

— Сказал, что подумаю. Все сразу окрысились на меня: долго будешь думать — мохом порастешь… Ты не в курсах: ходячая клиника — это когда тебе постоянно нездоровится или когда от одного твоего вида все вокруг температурить начинают?

— Да-а, сплеча в таком деле рубить — только руку вывихнешь. — Горе-мужчина поскреб ногтем давно не бритый подбородок. — В гости тебя, что ли, зазвать? Так ты ж без презенту, и картошки в доме нет… вот и расскажешь, что еще в моем хозяйстве искать бесполезно, чтоб я зря по сусекам не рыскал.

Поднялись на крыльцо, горе-мужчина скинул башмаки, жестом предложил Михальчику проделать то же самое.

— Моя— аккуратистка без равных, за лишнюю пылинку удавит, — подумав, горе-мужчина оглянулся и шепотом прибавил: — Или сама удавится…

В тесной гостевой половине развалюхи Михальчик обнаружил кардинальную перестановку: круглый столик на расшатанной ножке стоял теперь не справа от окна, а слева, три хлипких стула были приставлены спинками к столу.

— Располагайся, коли не шутишь, — небрежно бросил горе-мужчина гостю. — А я вот так люблю…

Он оттянул на себе трусы, прихлопнул резинкой, воскликнул: понеслась, родимая! эскадро-он, рысью-у! арш-арш!.. — и с прискоком оседлал один из стульев, задрыгался на нем, имитируя кавалерийскую единицу в атаке.

— Пока мы с моей… жилплощадь себе вынюхивали… я всякий день планировал… вот как обзаведусь хоромами — буду в одних трусах ходить… кому какое дело, как я в собственной фатере экипируюсь?.. А хоть и без трусов — кому какое дело!..

Не успел Михальчик опуститься на краешек соседнего стула, как вынужден был снова привстать, потому что в этот момент из спальни выступила женщина: в короткой тунике приятной золотистой расцветки, модные дюралевые сережки на ушах, на носу — изящная бельевая прищепка. Ни дать, ни взять, ни по почте выслать — богиня греческая во плоти. Не замечая Ми-хальчика, она без малейшего усилия прекратила скачки, потребовав от своего горе-мужчины полкило воску.

— Правильно! — почему-то обрадовался тот. — Я ж за воском пошел, а тут на скамейке Михальчик… Это Михальчик, без царька в голове. Надо бы на стол чего-нибудь придумать, гости все-таки.

— Совершенно нечем дышать, — сообщила женщина, направляясь обратно в спальню.

— Видал? — Горе-мужчина дернул Михальчика за рукав. — Столько времени живу с ней бок о бок, а до сих пор не разгадал, кто она такая… Не успели обжиться, лампочки проверить, чайник поставить не успели — она меня за воском посылает. Решила вылепить фигурку восковую, а потом колоть ее иголками, Лезвием полосовать, словом, всячески поиздеваться… Колдунья! Хы, Михальчик, никогда не женись на колдуньях, воску не напасешься!

Михальчик с перепугу побледнел.

— На кого она колдует?

— На востребователя! Как начнет его от колдовству, корежить, выворачивать и плющить — мухой прилетит развраться. А то все ждут его, ждут…

— Так вот, насчет запашка-с. Некоторые соображения имеются, — обозвался вдруг откуда только такие берутся, по прозвищу Селиван.

— Оба-на! — горе-мужчина развел руками, пальцы растопырил так, будто взвешивал огромный арбуз. — И давно вы тут соображаете на пару? — он стрельнул взглядом сперва на Селивана, потом на занавеску, отделявшую спальню от гостевой. — Не из кладовки ли высыпался, добрый молодец? Михальчик, ты видал? В нашем доме есть кладовка?

Должно быть, от порыва ветра домишко вздрогнул, стены заскрипели протяжно, женщина в тунике снова показалась на публике, буквально взмолилась, заламывая руки: вас теперь много, сделайте же что-нибудь, воска нет, картошка кончилась, запах в спальне — точно на конюшне! — и упорхнула обратно в спальню.

Мужчины выдержали паузу, первым очнулся Селиван:

— Я насчет запашка-с…

— Насчет этого чуток погоди, — не позволил ему договорить горе-мужчина. — Выясним сперва, откуда такие берутся, потом про запашок-с поговорим.

— Да я же за вами следком подоспел! Как замыкающий процессию…

— И в кладовке не прятался? Не соображал тут с нашей девушкой?

— Да нет же! — Видно было, что Селиван сейчас попросту расплачется. — Я исключительно насчет запашка-с! Не виноват я, что меня до поры никто не замечает, а потом вдруг заметят — и давай возмущаться. Или за сердце хватаются, валидола требуют…

Селиван и сам не понимал, каким же предательским образом постоянно оказывается там, где его никто не ждет, а всяческие подозрения спешил нивелировать известной байкой про четвергового слушка. Что-то было в этих россказнях умиротворяющее, глаза у слушателей увлажнялись, забористый квас шипел по кружкам и пенился — слушать про четвергового без квасу было никак невозможно.