Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

Архитектурный конструктивизм – советское изобретение. Тут, пожалуй, вполне можно гордиться и социальными, идейными корнями стиля, и его материальным воплощением. Московские (прежде всего и больше всего) архитекторы 20-х годов (список не приводим – слишком велик, да и многих вы встречали или еще встретите на страницах «Книги Москвы») поставили перед собой задачу строить так, чтобы «окружающая предметно-материальная среда», «художественно освоенная с использованием возможностей научно-технического прогресса» (простите нас за такое многословие, так уж в те времена излагали), способствовала, ни много ни мало, формированию нового человека. Постройки должны быть функциональны, удобны для жилья, для досуга. Вот и клуб на Стромынке Мельников спроектировал так, чтобы можно было разделять зрительный зал, использовать балконы как отдельные аудитории. Удобно, необычно – балконы выступают из здания, красиво, в конце концов, хоть и похоже на кусок шестеренки. Жаль конструктивистов. Их попытки перестроиться под гигантизм тридцатых не могли быть реализованы, а их идеи «коммунистического общежития», конечно, не были восприняты жильцами этих «общежитий». Остались нам на память о великой архитектурной эпохе в основном клубы, да еще, как это ни покажется странным, гаражи.

«А буква “В”? – спросит памятливый читатель. – Она-то здесь при чем?» Ну, если уж у вас такие способности, то и сами могли бы вспомнить, что Владимирская больница (а про нее мы писали, а вы читали в главе «В») носила одно время то же имя, что и клуб, – Ивана Васильевича Русакова, мы и про коммуниста-медика, члена МК РКП(б) и президиума Моссовета рассказывали (можете перечитать), а вот про клуб специально не упоминали, ждали очереди других букв. Азбука – она ведь большая.

С

Сухарева башня

Сухарева башня

Сретенка

Институт Склифосовского (Странноприимный дом)

Садовая от площади Красных Ворот

Садовая-Самотечная

Николай Склифосовский

Сандуновские бани

Сила и Елизавета Сандуновы

Улица Солянка

Церковь Спаса Преображения

Спасо-Хаус (особняк Второва)

Сивцев Вражек

Симонов монастырь

Спасо-Андроников монастырь

Семь холмов Римский «секонд-хенд»

В 1520 году старец псковского Спасо-Елеазарьевского монастыря Филофей написал письмо к великому князю Василию III, за десять лет до того присоединившему Псков к Московскому государству. Не мучая вас средневековой орфографией, процитируем письмо в переводе на привычную нам речь: «Москва – третий Рим. Два Рима пали, третий стоит, а четвертому не быть». Старцу сразу и безоговорочно поверили: и правда, Римская империя развалилась, второй Рим – Византия – пал под натиском турок. А Москва – вот она, стоит, золотоглавая.

Приняв слова старца за истину, москвичи бросились отыскивать в родном городе римские признаки. Деревянные избенки не походили на мраморные палаццо, бревенчатые бани не тянули на термы, ни триумфальных арок, ни колонн в округе не наблюдалось. Оставалась одна надежда – на рельеф. Но Восточно-Европейская равнина – не Апеннины, так что и тут сравнение выходило пожиже. Тем не менее среди пригорков и буераков на берегу Москвы-реки и прилегающих малых речек семь заветных – чтоб как в Риме – холмов все же с трудом отыскали. К слову добавим, что там, в Риме, со счетом было не все в порядке: магическое число семь отсекло от канонического списка два холма в Транстевере (то есть за рекой Тибром, по-нашему – в Затиберье), один из которых называется Ватикан.

С тех пор прошло немало лет. Нынешнему москвичу практически невозможно представить себе, что еще в начале XX века Воробьевы горы находились за границей города, да и Три горы на Пресне вошли в московские пределы лишь в XVIII веке, после сооружения Камер-Коллежского вала. А разговор о холмах, напомним, впервые зашел двумя веками раньше. Таким образом, аналитический ум нашего образованного современника начисто отвергнет и те и другие, как бы ни настаивали на их включении в список уважаемые, вплоть до энциклопедических, источники. Не вызовут у него доверия и Введенские – в Лефортове – горы, иначе называемые Лефортовским холмом. Лефорт появится в Первопрестольной лет еще через сто пятьдесят после старцева письма, да и иностранцев сошлют за Кукуй разве чуточкой раньше, так что поиски возвышенности в этом районе при Иване Грозном тоже представляются сомнительными.

Абсолютно безусловен в списке только Кремлевский холм. Но сучок с задоринкой здесь тоже есть – в литературе его еще называют Боровицким, так что неискушенному читателю немудрено и запутаться. Что же до остальных… Любой из вас, кто пыхтя поднимался по Тверской от Манежной к Пушкинской, не станет отрицать Тверской холм (его раньше еще называли Страстной горкой). По той же причине легко признать Сретенский, он же Сухаревский, холм и Швивую, в Заяузье, горку, пусть даже ее порой и называют Таганским холмом.