Книга Москвы: биография улиц, памятников, домов и людей

До 1931 года от Ленинградского шоссе, на том его участке, который в 1957 году назовут Ленинградским проспектом, в сторону 2-й Песчаной улицы (которая позже побудет еще улицей имени румынского коммуниста Георге Георгиу-Дежа) отходил тихий Гимназический переулок. В упомянутом году он, разумеется, отходить не перестал – называться стал по-другому: Чапаевский переулок. Может быть, вам кажется, что Чапаев имеет к Москве такое же отношение, как, например, Карл Маркс? А вот и нет: в отличие от классика науки своего собственного имени, Чапаев хоть недолго, но жил в Москве. Уроженец деревни Будайка, ныне вошедшей в черту города Чебоксары, героически погибший на реке Урал у города Лбищенска, который теперь называется его именем, бывший подпрапорщик и кавалер четырех Георгиевских крестов и медали, начальник 2-й Николаевской дивизии, Василий Иванович Чапаев в ноябре 1918 года был откомандирован на учебу в Академию Генштаба РККА. Только военная теория, в отличие от практики, не увлекла легендарного комдива: уже в январе 1919 года неугомонный военачальник отпросился в действующую армию.

Так что оплошали братья Васильевы, уважаемые сценаристы и режиссеры любимого народом фильма «Чапаев», вместе с писателем Фурмановым, по книжке которого они это кино снимали. В породившей кучу анекдотов реплике Чапаева: «Я ведь академиев не проходил. Я их не закончил», только вторая часть – правда: не закончил. Но проходил – и об этом свидетельствует не только «Советская военная энциклопедия», но и карта Москвы.

Чай Центрочай

Чай Высоцкого выпит,
Сахар Бродского съеден,
Вот и нет никого
На всем Божьем свете.

Очевидную двусмысленность стихов Бориса Гордона поймет сегодня не всякий. Что делать – времена меняются, и вместе с ними меняются жизненные реалии. Для нашего современника Бродский – это отсидент, эмигрант, поэт и нобелевский лауреат, Высоцкий – это Гамлет, песни, Таганка, «кони привередливые». Для россиянина начала XX века сахар Бродского и чай Высоцкого – не поэтический образ, а качественные пищевые продукты; соответственно, и Бродский с Высоцким не феномены культуры, а обыкновеннейшие, хотя и очень богатые, купцы.

О киевском сахарозаводчике Лазаре Бродском мы тут говорить не будем, а вот московский купец 1-й гильдии и потомственный почетный гражданин Москвы Вульф Высоцкий – это наш персонаж. А все потому, что торговал купец Высоцкий чаем. Пить чай Высоцкого было делом престижа – не только для москвичей, но и для всех жителей огромной Российской империи, поэтому обороты его чайной торговли впечатляют: 35 миллионов тех полновесных, дореволюционных рублей ежегодно. Больше него продавала только фирма Кузнецова. А ведь был еще разветвленный клан чаеторговцев Перловых, семейному соперничеству которых Москва обязана пагодой в китайском духе на Мясницкой. На коронацию Николая II ждали китайского принца Ли Хунчжана. В ожидании высокого китайского гостя Сергей Васильевич Перлов, младший сын основателя фирмы «В. Перлов с сыновьями», перестроил под пагоду собственный дом. Гость отчего-то предпочел потомков старшего сына и со всей своей свитой в 40 человек остановился у них на 1-й Мещанской, хотя они никаких строительных стилизаций не заказывали. Но и Сергей, закончим, не прогадал: пагода оказалась роскошным рекламным трюком, поглядеть на который валила публика со всей Москвы. Ну и покупала, конечно, не с пустыми же руками домой возвращаться…

Чайная торговля в Москве цвела и – в буквальном смысле – пахла: москвичи оказались бо-о-ольшими любителями колониального товара. С тех давних пор, как московский посол Василий Старков привез в подарок царю Михаилу Федоровичу 64 кило чаю, Москва стала российской чайной столицей. Чай пили утром, в полдень и днем, пили с молоком, сахаром, вареньем, пили с позолотой – это значит с ромом. Пили дома, пили в трактире – заказывали пару чая, то есть два чайника, один с заваркой, другой с кипятком, пили в гостях. Спастись от чайного гостеприимства можно было, только перевернув стакан вверх дном, – иначе хоть десять стаканов выпей, нальют одиннадцатый.

Московские чайные хвалились лучшей для заварки мытищинской водой: совсем не случайно картина Перова называется «Чаепитие в Мытищах» – не та, на которой купчиха с арбузом у самовара, – это Кустодиев, «Купчиха за чаем», – а та, на которой чаевничают служители культа. Заваривали крепко – «такой чай, что Москву насквозь видно», был в Первопрестольной не в чести. Двухвековых традиций чаепития не смогла нарушить даже революция: через месяц после переезда в Москву Ленин подписал Декрет о чае. Наряду с Центробалтом, Центросоюзом и Центро-много-еще-чего образовали Центрочай, к которому перешли национализированные предприятия чаеторговцев. Этим же декретом установили правила распределения и торговли и даже цены на чай.