личность единого Бога! Будь милостив ко мне, самому презренному трусу и несчастному
грешнику. Я согрешил против неба и земли так, как не может изъяснить язык. Куда
пойду я и куда скроюсь ? К небу мне стыдно поднять мои глаза, и на земле я не найду
места, где мне скрыться. Потому к Тебе, о Господи, я прибегаю. Пред Тобой я смиряю
себя, говоря, о Господи, мой Бог, мои грехи велики, но будь милостив ко мне по Твоей
великой милости. Великая тайна: Бог стал человеком и не совершил никакого греха. Ты
отдал своего Сына, о небесный Отец, на смерть не только за маленькие грехи, но за все
величайшие грехи мира, чтобы грешники могли обратиться к Тебе от всего своего
сердца, так как и я сейчас. Поэтому будь милостив ко мне, о Боже, Который всегда был
милостивым. Будь милостив ко мне, о Господи, ибо велика Твоя милость. Я не прошу
ничего ради себя, но ради Твоего имени, чтобы оно было прославлено ради Твоего
дорогого Сына, ради Иисуса Христа. Да будет, о Отец небесный, прославлено Твое имя”.
Он молился многими другими хорошими словами. Затем он поднялся и сказал, что
хочет дать им некоторое благочестивое увещевание, которым Бог будет прославлен, а они
укрепятся в своей вере. Он долго говорил об опасности любить мир, о подчинении их
правилам, о любви друг ко другу и о том, чтобы богатые давали бедным. Затем он
процитировал первые три стиха из пятой главы Послания Иакова, коротко объяснил их и
сказал:
“Я подошел к концу моей жизни, когда оценивается вся моя прошедшая жизнь и
будущая, жить ли мне с моим Господом Христом вовеки в радости или же пребывать в
вечных муках с нечестивыми в аду. Так как я сейчас вижу небо, готовое принять меня, или же ад, готовый поглотить меня, я должен провозгласить мою истинную веру и то, во что я верю, не скрывая ничего, потому что сейчас не время скрывать сказанное или
написанное мною в прошлом.
Во-первых, я верю в Бога, всемогущего Отца, создателя неба и земли. И я верю
каждому слову и всем заповедям, которым учил наш Спаситель Иисус Христос, Его
апостолы и пророки в Новом и Ветхом Заветах.
А теперь я подошел к великим вещам, которые сильно тревожат мою совесть, больше, чем когда-либо сделанное мною или сказанное мною во всей моей жизни, и это
есть распространение написанного мной, которое противоречит истине и от которого
я сейчас отказываюсь и отрекаюсь. Эти вещи были написаны моей собственной рукой, и
они противоречат истине, в которую я верю в своем сердце, написаны под страхом
смерти, чтобы спасти свою жизнь, если бы это было возможно. К этому относятся все
документы и бумаги, которые я написал или подписал своей собственной рукой после
моего разжалования, в которых содержится множество ложных утверждений.
А так как я своей собственной рукой согрешил и написал противное моему сердцу, моя рука первой должна быть наказана, поэтому, когда вспыхнет пламя, она должна
сгореть первой.
Что касается папы, я отвергаю его, как врага Христова и антихриста, со всеми его
ложными доктринами”.
Когда он закончил свое неожиданное заявление, вся церковь пришла в изумление, шок и негодование. Как Самсон, Кранмер уничтожил больше врагов своей смертью, чем
за всю свою жизнь. В церкви зазвучали голоса протеста, и когда он попытался говорить о
причастии и папстве, некоторые из них закричали, завопили и запричитали, особенно же
Поле, который кричал: “Закройте еретику рот и уведите его!” Несколько монахов грубо
стащили Крапмерас платформы и повели к месту сожжения, оскорбляя его и насмехаясь
над ним по дороге к месту, где пять месяцев назад были сожжены Николас Ридли и Хью
Лейтимер. Архиепископ не отвечал на их обвинения и оскорбления, но обращался к
народу, ободряя их держаться веры во Христа.
На месте сожжения он преклонил колени и помолился, затем поднялся, снял свою
одежду, оставшись только лишь в белье, и спокойно стоял, пока железной цепью его
привязывали к столбу. Вокруг него разложили солому, а сверху положили хворост. Двое
монахов, те же самые, которые когда-то убедили его отречься, снова пытались уговорить
его, но теперь он был тверд и непоколебим в своей вере во Христа и Его Слово. И они
зажгли пламя.
Когда пламя полыхало вокруг него, этот истинный человек Божий, который однажды
ослабел, но затем славно обратился снова к истине, исполнил то, что он сам определил для
себя: он простер свою правую руку и держал ее в огне, твердо и непоколебимо, до тех пор, пока она не почернела как уголь. Когда она горела, он часто повторял: “Это недостойная
правая рука”.
Казалось, что боль и смерть ничего не значили для него, и его тело оставалось
неподвижным в огне у столба, к которому он был привязан. Насколько позволял ему
голос, он повторял: “Это недостойная правая рука”, а также сказанное мучеником
Стефаном: “Господь Иисус, прими мой дух”. Когда пламя бушевало вокруг него, почти
скрывши его в своей ярости, он испустил дух и встретил своего Господа.
17. Костры Смисфилда (1410 - 1556 гг.)
Примерно в 1103 году, в третий год правления Генриха I, младшего сына Уильяма
Завоевателя, была основана больница Св. Варфоломея в Смисфилде, теперь это один из