Книга о красивой жизни. Небольшая советская энциклопедия

За полчаса до обеденного перерыва бригада слесарей 17 экспериментального цеха Московского трансформаторного завода собирается кружком вокруг одного из ведер. Бригадир высыпает в темно-коричневую бурду пачку соли крупного помола, наворачивает на струганную палку кусок ваты и бинта, взятых в медпункте, и вкруговую энергично мешает в ведре. Подставляется другое ведро, куда сливается верхний просветлевший слой, а сбившийся до состояния загустевших соплей осадок идет в слив. Теперь мастер добавляет в полведра марганцовку и новым колтуном шурует в ведре. Получившееся сверху почти прозрачно, что и переливается в трехлитровый стеклянный баллон. Бригада напряженно ждет окончания сложной процедуры. На сей раз бригадир сыплет в жидкость столовую ложку молотого кофе и вновь интенсивно разгоняет синхрофазотрон. Опять густые, теперь совсем белесые хлопья выпадают в осадок, верхнее сливается в другой трехлитровый баллон, остается чуть более половины, а ведь было целое ведро!

Аршин на всех один. Мастер пьет первым, потом стакан гуляет по кругу. Последний — я. Мне достается столько же, сколько и всем остальным: у мастера глаз-алмаз и высокое чувство справедливости, за что его и любят рабочие.

По примеру других я, приняв свою дозу, утираю губы рукавом телогрейки. Борис Федорович резок на вкус, захватывает дух не хуже чистого спирта (мы уже немного знакомы) и несет неистребимой химической вонью. По пищеводу Борис Федорович летит торпедой, обжигая все подряд на своем пути и укладываясь горячей плюхой в животе. Бригада гуськом потянулась в столовку на обед, зажрать из металлических тарелок трехрублевым (сталинками 1947 года) харчем гнетущую влагу. Слегка подташнивает — не то с грязных щей, не то с вязкой солянки и сочащейся пузырями сардельки, не то в самом деле с клею. Спасает от тошноты порошковый кисель.

До конца смены я продолжаю крутить через поливаемые клеем валки никелевые сердечники, а Коля Расческин сидит рядом и рассуждает, поучая меня:

— Теперь ты понял, что все, что угодно, только не завод? Здесь ты не человек — технология. Я, дурак, думал, сразу после десятилетки поработаю годик, стаж заработаю — и в автомеханический! Хрена! Я каждый день эти дурацкие учебники читаю — и ничего не понимаю. Три года на заводе: полный атас. Теперь отсюда не вырваться. Пока отец-инвалид жив, я от армии забронирован. А помрет батя? Армия хуже тюрьмы. Отслужу, женюсь и — все. Точка. Полная деревяшка. Понимаешь — никуда. Только от одного станка к другому. Я на целину не поеду — там, говорят, в одну зиму сдохнешь. И все эти великие сибирские стройки. Кино все это. Учись, салажонок, или сдохнешь, так и не пожив, заживо сдохнешь, как я. Разве это жизнь?

И он осмотрелся.

А вслед за ним я.

Меж всяких железяк висели яркие, как губная помада нашей соседки, на все Измайлово известной блядуньи, плакаты по технике безопасности вперемешку с гвардейцами и ударниками пятилетки. Поперек цеха — узкий длинный транспарант «СЛАВА РАБОЧЕМУ КЛАССУ», а у закутка мастера пришпилен машинописный приказ директора о сокращении расценок по основным операциям и увеличении плановых норм выработки за смену: за ту же зарплату теперь надо делать все быстрей и больше, равняясь на показатели этих самых гвардейцев пятилетки, которых никто никогда в глаза не видел.

— План не надо перевыполнять? — спросил я. — Надо учиться, учиться и еще раз учиться?

— Соображаешь. Давай после смены ко мне.

Разумеется, мы не стали изучать теорию прибавочной стоимости — это я стал делать сам, молча. Ни с кем не делясь познаниями в «Капитале». Мы просто посидели во дворе за столиком для козла, и я приобщился к миру национальных коктейлей и напитков. И начал учиться, как завещал наш всесоюзный дедушка.

Были потом и политура, и тормозная жидкость, и жидкость для ращения волос, и жидкость для их выведения, огуречный лосьон и лосьон «Утренняя свежесть», тройной одеколон, «Кармен» и все виды цветочных одеколонов от скромного «Ландыша серебристого» до невероятно вонючей «Магнолии», денатурат и «Борисы Федоровичи» № 8, 9, 10, 11 и 12, жидкость от потения ног и еще что-то, уже выпавшее в осадок моей памяти. Если честно, то на вкус и результат они все были совершенно одинаковы.

В отличие от коктейлей.

Цирковой рекорд — запивать денатурат бражкой. Вы никогда не угадаете, что сделают ваши ноги после этого коктейля.

Совсем не то — три пыха аэрозоля для борьбы с насекомыми «Контрафорс» на кружку «Ячменного колоса». С ногами все будет в порядке, но в мозгах такая молния сверкнет, что никакой салют уже не поможет.

Кстати, о «Салюте». Если эту шипучку смешать с гремучкой «Турист» (лосьон для ног), то внутри заиграет музыка Шнитке или Губайдулиной, но на одной струне.

Поразительно отрезвляющий эффект дает по утрам отечественный вермут по рубль двадцать семь за пол-литра, если накапать в него спиртовой аптечный пузырек валерьянки или пустырника. Однако, чтобы принять этот дух, надо иметь здоровое тело.

В отличие от Венички Ерофеева, я говорю о вещах реальных и о коктейлях, действительно ходивших в народе.