Книга о Ласаро де Тормес

Так я хлопотал об этом и других делах, о разных новых налогах, выгодных больше королю, чем королевству. Король, видя такое мое служебное рвение, также не скупился на милости, коими осыпал меня щедро и от всей души. Тогда-то я и вспомнил о моем бедном толедском эскудеро, дабы воспользоваться его мудрыми речами, когда он жаловался, что никак не может найти знатного сеньора, который взял бы его на службу, и что ежели бы нашел такого, то уж знал бы, как извлечь из своей службы выгоду[154]. И я его советами воспользовался; так что были они для меня весьма пользительны, особенно его совет не говорить королю ничего такого, что его бы расстроило, а только то, что могло бы вызвать его к тебе расположение, так как он благоволит только к тому, кто, пускай сам по себе ничего не стоит, умеет ему угодить; и, напротив, с теми, к кому он не расположен, он обращается дурно и везде их поносит, хотя они того и не заслуживают, и не останавливает их, когда они делают, чего им хочется, хотя делать этого не стоило бы. Вспомнил я и уже упоминавшегося Каллисфена, которого его господин Александр за то, что тот говорил ему правду, велел предать ужасной смерти, каковой тот совсем не заслуживал ввиду справедливости его доводов; а коли жить охота, то будь что будет, и я, сколь мог, держался этого воззрения, из-за чего у меня была не жизнь, а малина, и мой дом ломился от добра; но я, хоть и был рыбой, сохранил человеческую сущность и разум, а также проклятое свойство — жажду наживы, царящую среди людей, так как все прочие твари, получая от природы всё им надобное, не хотят ничего большего и ни к чему большему не стремятся[155]. Петух, если у него вдосталь пшеничных зерен, почтет за ничто весь жемчуг Востока; вол, насытившийся травой, не нуждается в золоте Индий, и так все животные: и лишь зверский аппетит человека никогда не насыщается и всего ему мало, особенно если он одержим жадностью. Я говорю это к тому, что, невзирая на все мои богатства и достаток, ибо во всех морях не было короля богаче меня, я был пожираем жаждой наживы — любой ценой! Посему я послал одну армаду в Леонский залив[156] и в залив Йерес[157], а другую — на фламандские банки[158], где погибло немало кораблей со всеми, кто был на их борту, а также туда, где происходили крупные морские сражения, откуда мне доставили огромное количество золота — по моим прикидкам, более пятнадцати тысяч дублонов[159].

Король очень смеялся, видя, как я суечусь и кружусь над этими дублонами, недоумевая, для чего мне этот мусор: ведь его нельзя съесть, да и на себя не наденешь. Я же говорил про себя: «Зачем задавать вопросы, если всё равно понять не сможешь?» А вслух отвечал, что они мне нужны как счетные кружочки[160], чем он и удовольствовался. Позднее же, когда я вернулся на сушу, как далее будет рассказано, — глаза бы мои этого не видели! — обнаружилось, что все денежки, которые я собрал в морях, на земле давно не в ходу. А если где-то ими еще и пользовались, то в другом, не менее глубоком и потаенном месте![161]

Но, живя в море, я страстно желал найти при возможности какой-нибудь корабль, который я нагрузил бы своей добычей, чтобы тот — пускай за половину ее стоимости — доставил бы груз в Толедо, к моей Эльвире, чтобы наша дочь с таким приданым вышла замуж за того, кто наверняка остался бы им доволен и не попрекал ее тем, что она — дочь глашатая; и вот, движимый этим желанием, я два или три раза всплывал на пути кораблей, шедших с Востока, криками над водой призывая их остановиться, думая при этом, что они меня поймут и заметят, и, хотя они так и не стали «верными гонцами», которые доставили бы мои сокровища или их половину в Толедо, где они пригодились бы людям, меня согревала любовь, каковую я продолжал питать к роду человеческому. Однако, когда я их звал, они или меня не замечали, или метали в меня гарпуны и дротики, чтобы меня убить, так что мне приходилось убираться восвояси в свое морское обиталище. Иногда же я хотел, чтобы Толедо стал морским портом, дабы я мог усыпать его своими богатствами, от коих хотя бы малая толика досталась бы жене и дочке. И вот в таких желаниях и мечтах проходила моя жизнь.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ, В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ О ТОМ, КАК ЛАСАРО ОТПРАВИЛСЯ В ЛЕС НА ОХОТУ, ОТСТАЛ ОТ СВОИХ И ВСТРЕТИЛ ПРАВДУ [162]

Когда я отбился от товарищей, я встретил Правду, которая мне сказала, что она — дочь Божия и спустилась с неба на землю, чтобы жить на ней и быть полезной людям, но что все ее попытки обжиться среди людей закончились ничем, ибо побывала она и у сильных мира сего, и у малых, и для нее не нашлось места в домах знати, и многие другие ее прогоняли, так что, видя такую к себе неприязнь, она удалилась на скалу посреди моря.