Перемены не происходят мгновенно. Мне отчаянно не хватало родительского опыта. Но в том-то и штука, что нельзя научиться быть родителем, кроме как путем проб и ошибок. И каждую мою ошибку дочь замечала и чувствовала. Что еще хуже, двухлетние дети не лгут: дочь бесстрашно сообщала мне обо всех моих промахах. Мои сказки были скучные, я целую вечность возился, пристегивая детское кресло в машине, и забыл дома еду и плюшевую игрушку, которую дочь хотела взять с собой на качели. Когда я делал что-то не так: неосторожно попадал ей в глаз, размазывая крем от солнца, забывал срезать корочки с хлеба, – она плакала, а я терял терпение. Я мог и накричать. Дочь, должно быть, думала, что я сержусь на нее. Но на самом деле я злился на себя.
Однако детям свойственно прощать. Никто так не умеет прощать, как они. Со временем наши отношения стали меняться, поначалу в мелочах. Когда мы шли гулять в парк, дочери стало важно всегда знать, где я. Столкнувшись с чем-то незнакомым или пугающим, она оглядывалась на меня, чтобы убедиться, что я тоже это заметил. (Выражаясь в терминах теории привязанности, я наконец стал для дочери “надежным тылом”.) Мы постепенно отобрали новые книжки для чтения. То, как я изображаю голоса персонажей, перестало раздражать малышку. Мы стали вместе смотреть ее любимые телепередачи. Досмотрев, дочка внимательно слушала придуманные мной продолжения смешных монологов Элмо из “Улицы Сезам” и серий
То, что происходит с нами, когда мы проводим с детьми бесконечно много времени и постепенно находим общий язык, по-научному называется эмоциональной подстройкой. В конце 1970-х психолог Эд Троник и его коллеги приступили к серии экспериментов, чтобы лучше понять механизмы взаимодействия детей и родителей. В то время большинство ученых считало, что суть этого взаимодействия лежит на поверхности: ребенок старается привлечь внимание, родители реагируют. Однако Троник полагал, что все гораздо сложнее и интереснее. В одном своем эксперименте он просил мать с младенцем сесть в кресло и общаться с ребенком, как обычно. Матери говорили с малышами на всем знакомом “мамском” языке, растягивая гласные и “сюсюкая”. Малыши показывали пальчиками на предметы, которые привлекали их внимание, но находились слишком далеко, и мамы откликались: пытались догадаться, что малыш имеет в виду, и подсказать, как это называется. Потом ученый просил маму сделать “каменное лицо”. Что бы ни делал ребенок, она не должна была никак реагировать. Результат не заставил себя долго ждать. Сначала дети начинали пуще прежнего размахивать ручками, тыкать пальчиком, улыбаться и гулить[197]
. Когда это не помогало, они пытались теребить мам, а когда и тут терпели неудачу, то меньше чем через минуту впадали в “истерику”: теряли способность сидеть или стоять ровно, ложились и принимались молотить руками-ногами. Кто эта чужая тетя? Куда подевалась мама?[198]Психиатр Дэниел Стерн в книге “Межличностный мир ребенка”[199]
описывает другой пример подстройки и того, как ее можно сбить. Девятимесячный малыш ползет от матери к новой игрушке. Добравшись до нее, хватает и начинает увлеченно трясти. Мама подходит сзади, оставаясь вне поля его зрения, и несколько раз ласково похлопывает ребенка по попке. Но похлопывает не как попало – ритм и интенсивность ее движений соответствуют ритму движений малыша и степени его возбуждения от игрушки. То, как мать отражала в похлопываниях действия ребенка, и было, по словам Стерна, моментом подстройки[200].Потом экспериментаторы попросили мать этого младенца делать то же, что и обычно, но намеренно “недооценивать” или “переоценивать” степень его возбуждения, т. е. похлопывать слишком медленно или слишком быстро. Малыш тут же перестал играть и в растерянности обернулся к маме: что случилось? И только когда она вновь подстроила похлопывания под его ритм, он успокоился и вернулся к игре[201]
.