Книга о любви

Вернемся к исследованию автобиографических историй, проводившемуся в рамках “Семейного нарративного проекта” в университете Эмори. После того как ученые записали разговоры во время семейных ужинов и изучили рассказы детей о детстве их родителей, они разделили “подопытные” семьи на три основные категории[559]. Некоторые родители рассказывали детям истории успеха: как кто-то из родственников, начав с нуля, многого добился усердным трудом. Другие делали акцент на историях упадка: вот что у нас было, и вот как мы все это потеряли. Однако наиболее полезными оказались истории, в которых успехи чередовались с неудачами. Эти сюжеты развиваются как бы волнами: они повествуют о взлетах и падениях, о победах и разочарованиях, о промахах и прощении. “Персонажи таких историй, как настоящие герои, сталкиваются с огромными трудностями и преодолевают их, – сказал Маршалл Дьюк в недавнем интервью Элизабет Кьюрилоу. – И такая непрерывная цепочка взаимосвязанных взлетов и падений, судя по всему, помогает развивать в детях способность справляться с трудностями и верить в лучшее”[560].

Почему истории, развивающиеся волнообразно, оказывают столь благотворное воздействие? Отчасти потому, что это честные рассказы. Если мы хотим, чтобы наши дети научились жить и любить, надо объяснить им, что жизнь – непростая штука, а любовь требует немалых усилий. Что им придется и трудиться до седьмого пота, и злиться, и переживать поражения. Люди далеко не идеальны, и если ты хочешь чего-то добиться, тебе придется научиться жить в неидеальном мире.

В рассказывании друг другу историй взлетов и падений есть и другая польза. Вспоминая, как переменчива бывает жизнь, мы невольно вспоминаем и то, что остается неизменным. Рассказывая о внезапных поворотах судьбы, мы понимаем, что в этой жизни по-настоящему ценно, что остается с нами в любых обстоятельствах. И в итоге начинаем говорить о непреходящих чувствах, сильных привязанностях, крепких отношениях. Любая жизненная повесть становится историей любви.

Интерлюдия Противоположность любви

Что является противоположностью любви? Казалось бы, ответ очевиден – ненависть. Если любовь – это желание быть как можно ближе, целовать, обнимать, прикасаться, то ненависть вызывает желание оказаться как можно дальше или хотя бы хорошенько врезать.

Но в данном случае очевидный ответ – неправильный. Любовь и ненависть во многом сродни друг другу, оба эти сильные чувства зарождаются в одних и тех же нервных центрах. Первые доказательства этого приводятся в серии статей Джона Долларда, Нила Миллера и их соавторов, опубликованных еще в 1930-х годах в рамках разработки теории, которая утверждала, что в основе агрессии лежит фрустрация, неудовлетворенная потребность. Ученые вводили в мозг грызунам электроды и стимулировали центр удовольствия. Животное, что неудивительно, замирало в блаженстве. Однако когда стимуляция прекращалась, грызуны часто впадали в ярость и набрасывались на провода, которые только что доставляли им такое удовольствие.

Так выглядит лабораторная модель поведения взбешенного любовника. Антрополог Хелен Фишер называет такой сидром “любовная ненависть” и утверждает, что это типичная реакция на разбитое сердце или сложности в отношениях. Так бывает, когда привязанность сошла на нет. Или наша вторая половина просто умудрилась довести нас до белого каления. Но удивительно, как легко нежная страсть превращается в праведный гнев. Это происходит так быстро, пишет Фишер, потому что “первичные центры ярости очень тесно связаны с участками префронтальной коры головного мозга, которые предчувствуют подкрепление”, а когда мы ощущаем себя любимыми – это тоже удовольствие, т. е. подкрепление[561].

Лев Толстой и его жена Софья вошли в историю как яркий пример пары, в которой любовь неразрывно сплелась с ненавистью. Они познакомились летом 1862 года, когда Соне исполнилось восемнадцать. (Вообще-то она была урожденная Софья Берс, но все звали ее Соней.) Вскоре Лев вручил ей письмо, где сделал официальное предложение. В начале письма он признавался, что изнемогает от желания, дальше жаловался, как он не может спать, как его неправильно понимают ее родные, и превозносил свои писательские труды. После этого Толстой наконец переходил к делу: “Вы, честный человек, руку на сердце, – не торопясь, ради Бога не торопясь, скажите, что мне делать. <…> Скажите, как честный человек, – хотите ли вы быть моей женой?” Соня, вне себя от счастья, ответила “да”[562].