Читаем Книга о Петербурге полностью

Не было у него задачи изображать городскую реальность с фотографической верностью. Но была задача — быть убедительным.

Он мог и сам не знать, в каком доме жил Раскольников точно. Степень точности задана в тексте. Ее вполне достаточно для решения авторских задач, обусловленных главной — быть убедительным. Остальные приближения от лукавого.

И уж меньше всего он хотел угодить будущим реконструкторам.


Я почти уверен, что 730 шагов — это просто деталь, создающая эффект достоверности, — такая же, как липкий стол в трактире, «слишком голубые» глаза Свидригайлова или «слишком приметная» шляпа Раскольникова — «высокая, круглая, циммермановская» — «вся в дырках и пятнах».

Проблемы шагометрии

Заглянул: Википедия числу 730 посвятила отдельную страницу. Отмечается математическое свойство числа — оно делится без остатка на сумму своих цифр (так называемое число харшад). Есть микрораздел «В культуре». Оказывается, на Окинаве 730 символизирует возвращение острова в состав Японии. Про Раскольникова на сей момент ничего не сказано.

И тем не менее в Петербурге 730 — почти культовое число. Обыгрывается во многих названиях, так или иначе связанных с Достоевским. На петербургском «Эхе Москвы» много лет идет передача «730 шагов». Однажды меня пригласили поговорить о памятниках. Ведущая Наталья Костицина спросила в конце беседы об этих шагах, что я о них думаю. Думаю, что Достоевский их не считал.


Конечно, не считал, уверен. Впрочем, уверенность моя того же сорта, что и убежденность других в обратном, а кажется, их большинство. Как там было у классика, нам уже не узнать.

Мое личное мнение — не стал бы он занимался такой ерундой — самолично высчитывать шаги между домами своих героев, чтобы подарить одному из них это ценное знание. Допускаю, что домом процентщицы он действительно назначил конкретный дом «на канаве», тот самый, посмотреть на который теперь водят ценителей его прозы, равно как дому Раскольникова выбрал известный прототип, но чтобы между ними измерять расстояние шагами… нет, увольте. Делать ему нечего было? Да он каждую минуту берег.

И потом:

«Как-то раз он их сосчитал, когда уж очень размечтался».

Мне одному эта фраза кажется странной?

Как можно считать шаги, размечтавшись — то есть о чем-то определенно думая?

«В то время он и сам еще не верил этим мечтам своим и только раздражал себя их безобразною, но соблазнительною дерзостью». И далее говорится о том, как не «в то время», а «теперь» он смотрит на вещи. То есть — думает. И тогда думал, и сейчас думает (не важно о чем), но сейчас, идя на «пробу», он просто думает, а тогда шел и думал, считая шаги.

Размечтавшись, по-моему, нельзя шаги сосчитать. Сосчитать шаги можно — сосредоточившись.

И даже хорошо сосредоточившись, — мы же знаем, как легко сбиться, когда идет счет на сотни.

Хотя бы технически, как это выглядит? «Четыреста восемьдесят восемь, четыреста восемьдесят девять…» Чувствуете, как замедляется шаг? В три раза как минимум! После первой же сотни. И при этом надо не сбиться. А он считает, да еще думает о чем-то своем.

Очень специальное предприятие, на которое надо решиться с какой-то определенной целью. Я могу представить исследователя петербургских реалий в романе Достоевского, вот он медленно бродит по улицам Петербурга и считает шаги в поисках того рокового маршрута: где повернуть на Садовую?.. где на канал Грибоедова?.. Сергея Владимировича Белова, автора книги «Петербург Достоевского», могу представить — его счет шагов объясним, но Раскольникова, считающего собственные шаги, да еще просто так, между делом, «размечтавшись» о чем-то, да еще когда этим злополучным шагам счет на восьмую сотню идет, — нет, не верю, не представляю.

А Достоевского — тем более не представляю за этим занятием. Да у него бы просто терпения не хватило сосчитать столько шагов. И время он свое берег. Ощущал себя в постоянном цейтноте.

Вы сами-то давно шаги считали на улице?

От дома до метро? От дома до магазина? Причем без всякой необходимости.

Одно дело — прикинуть на глазок, а другое — учитывать каждый шаг, чтобы «ровно» было. («Ровно семьсот тридцать» — не округленно!)

Я бы, может, поверил, если бы Раскольников время засек (отцовские часы, серебряные, еще не заложены), — да, для этого предприятия время подхода, готов допустить, имеет значение, но число шагов тут при чем?

А если все так, как написано, одно можно сказать: мозги у него действительно какие-то особенные.

Считать шаги и при этом думать о чем-то… Никто, по-моему, так не может. Или кто-то может? У кого мозги не как у всех?

Так откуда же?

Так откуда же Достоевский взял эти 730?

Мое мнение — с потолка. Ну, не совсем с потолка. Прикинул, конечно, и взял с потолка — в первом приближении с учетом правдоподобия, а во втором — достаточно безотчетно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Города и люди

Похожие книги

100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы
Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы

Книга Джека Коггинса посвящена истории становления военного дела великих держав – США, Японии, Китая, – а также Монголии, Индии, африканских народов – эфиопов, зулусов – начиная с древних времен и завершая XX веком. Автор ставит акцент на исторической обусловленности появления оружия: от монгольского лука и самурайского меча до американского карабина Спенсера, гранатомета и межконтинентальной ракеты.Коггинс определяет важнейшие этапы эволюции развития оружия каждой из стран, оказавшие значительное влияние на формирование тактических и стратегических принципов ведения боевых действий, рассказывает о разновидностях оружия и амуниции.Книга представляет интерес как для специалистов, так и для широкого круга читателей и впечатляет широтой обзора.

Джек Коггинс

Документальная литература / История / Образование и наука