Книга о Петербурге

Оба озабочены идеей спасения: старуха — идеей посмертного, там, на небесах; Раскольников — прижизненного, здесь, на земле. Но оба осуществляют свои проекты за чужой счет. Ситуация взаимозачета. В принципе, оба они одного поля ягодка.

Проект старухи шире проекта Раскольникова. Во всяком случае, проект Раскольникова «органично» вписывается в старухин проект. О том не задумываясь, Раскольников сам работает на Алёну Ивановну, на ее идею: сначала он финансирует ее проект, потом завершает его первый (земной) этап, то есть часть накопительную. Подводит черту. Теперь о старухе будут заботиться другие — те, кто похоронит ее, и те, кто будет отпевать по высокому разряду согласно завещанию. А далее — уже силы небесные. Но ведь того и хотела старуха, к тому и стремилась.

Здесь не только убийство одного человека другим, здесь парадоксальное столкновение двух идей.

И что же? Раскольников вписывается в «проект» старухи, — деньги теперь в самый раз подойдут на ее помин, даром что не могла причаститься.

Стоит только подумать…

Кстати, что касается отваги на пожаре и обновленной реальности. О подвиге Раскольникова известно от его бывшей хозяйки Зарницыной. «Этот факт был тщательно расследован и довольно хорошо засвидетельствован…» Где был пожар, мы знаем: у Пяти Углов, там прежде (известно когда) Зарницына проживала в доме некоего Буха (сообщает нам Разумихин); Раскольников, со своей стороны, уже тогда снимал у нее комнату, и, можно предположить, на льготных условиях: он обещал жениться на дочери Зарницыной. Ситуация съема типично петербургская, но оставим подробности. Вопрос в другом. Кто-нибудь проверял по тогдашним (хотя бы) газетам, был ли в известное время пожар у Пяти Углов? Я бы этот момент исследовал, но, признаюсь, лень. А вдруг был?

С позиций здравого смысла об этом и задумываться не надо. С чего бы пожару быть, если ситуация явно придумана автором для оправдания персонажа?

Да кто ж спорит. Оно конечно. Только тут сейчас не о воле автора, а о способности этого города нас удручать странными совпадениями.

А вдруг был пожар у Пяти Углов и чуть не сгорели двое детей, но удалось их спасти?

Если так, то не знаю даже, что и подумать об этом.

(Вышеприведенный размышлизм о пожаре был записан недели две назад, — он, что называется, пустоват, и включать бы я не стал его в общий свод этих заметок, если бы не вчерашнее обстоятельство. Вчера (26.11.2018) мне случилось стать свидетелем пожара на Большом проспекте Петроградской стороны. Я пил кофе в «Двух палочках», когда загорелся дом напротив. Сначала повалил дым из окон второго этажа, весь Большой оказался в дыму. Горел магазин элитной одежды. Пожарные приехали быстро. Посетителям кафе надлежало организованно эвакуироваться (именно так), хотя пожар был через дорогу. Перекрыли проспект, зевак прогнали на соседние улицы. А меня и еще человек двух-трех посетителей, в соответствии с планом, который висел на стене, быстро рассчитав, принудительно эвакуировали через заднюю, служебную дверь — на улицу Бармалеева, уже перекрытую со стороны Большого. При этом персонал кафе героически остался на месте. Ну ладно. Тушили долго. Сильный пожар был. Тогда, уходя через заднюю дверь, я думал примерно так: вот написал о Раскольникове на пожаре, тут и пожар. Как по заказу. А когда пришел домой, кое-что узнал о месте события: «по заказу»-то оказалось повыразительнее, чем я думал вначале. Тень Достоевского и здесь была потревожена. Прежде, оказывается, тут был каменный дом, принадлежавший Марии Николаевне Ставровской, племяннице Достоевского, это о которой ее свояченица писала так: «Вечно жила под каким-нибудь страхом: боялась и думала о пожаре…» А чего же ей не бояться пожаров, когда мать ее мужа и одновременно тетка Достоевского погорела в церкви когда-то (там вообще жуть была — на девятом месяце беременности). Ее же престарелая тетка, старшая сестра писателя, московская домовладелица, была убита и ограблена в собственном доме, а тело ее, облив керосином, преступник поджег. Вчера на моих глазах горел уже перестроенный дом — через девяносто семь лет после смерти М. Н. Ставровской. А до того на этом месте стоял деревянный дом ее матери. Достоевский здесь бывал у сестры. То есть, оказывается, я пил кофе напротив того места, где Достоевский с женой, бывало, пивали чай в кругу родственников, и вот теперь на этом месте приключился пожар. Ничего удивительного, в Петербурге все со значением: куда ни шагни — не то, так это. По-видимому, куда-то сюда, по следам своего создателя, отправлялся Свидригайлов по Большому проспекту незадолго до самоубийства, но почему-то повернул назад и «уехал в Америку» возле пожарной части.)

(А вот еще — рядом, в доме № 69 по Большому проспекту — через два с половиной месяца. В ночь на 14 марта обвалился пол в круглосуточном супермаркете на первом этаже прежде доходного дома. Человек провалился — в подполье.)

О смертной казни