Книга о Петербурге

Уверен, там, на берегу водоема, звук не достигал такой силы. Может, это свойство стен многоэтажного дома и чем выше этаж, тем сильнее кваканье, — может быть, тут какие-то резонансные феномены, — я не знаю физику явления, но мне известно одно: уснуть под такой аккомпанемент невозможно. Не представляю, как высыпались будущие кинематографисты, — у меня и сейчас, по прошествии многих лет, в ушах стоит это несносное широкополосное кваканье.

Но ведь что-то подобное должна была испытывать Екатерина, отдыхающая по пути в Царское Село в своем дворце на Лягушачьем болоте.

Толстые стены путевого дворца с узкими окнами не могли ее уберечь от этих нескончаемых звуков. Живые, жизнелюбивые источники этого кваканья со всех концов окружали дворец. Он, возвышающийся над равниной, был в эпицентре лягушачьего шума. И вовсе это не изысканный каприз — заказать с какой-то зеленой лягушкой сервиз для дворца, который назовут в честь великой победы; лягушачье всенепременное присутствие — самое характерное свойство этих болот.

Да что говорить, представляем ли мы звуковой фон Петербурга петровских времен? Пальба из пушек — это прекрасно, повод к тому появлялся ежедневно: салютом сопровождались даже тосты за царское здравие. Удары трофейного колокола? Барабанная дробь, извещающая о царских указах? Стук топоров? Но и лягушки, болотные лягушки, квакающие по весне. Из каждой канавы!

Кстати, к Ниеншанцу тоже подбирались болотца. Петр подошел к стенам крепости в конце апреля — самое лягушачье время. Ночью, когда стреляли по крепости из всех орудий, было не до лягушек. Но отмечали победу под лягушачьи песни.

Не знаю, где можно в Петербурге сегодня услышать кваканье лягушек? Последний раз мой слух ублажало такое в Рыбацком, но это было давно, когда еще не построили там современных высоток, колокольня при храме старообрядцев тогда еще виднелась издалека, а весь район походил на большое село.

Казармы и дворец

Итак, главный корпус родного моего института — на Мойке. Здесь мы с третьего курса…

Аудитории, лестницы, коридоры. Кафедры, библиотека… А во дворе была свалка — сюда выносили ненужный отработанный радиохлам, от которого освобождались в лабораториях. Всегда кто-нибудь копался в нем, выбирая для себя что-нибудь полезное — дроссели какие-нибудь или конденсаторы там, мало ли может понадобиться радиолюбителю…

…Прослушав лекции по специальным предметам вроде теории радиотехнических цепей или физики твердого тела, мы шли в столовую. В большой такой продолговатый зал со сводчатыми высокими потолками (значительно выше, чем в Чесменском дворце). Внимательно приглядевшись к этому просторному помещению, можно было догадаться, что это бывшая конюшня. Кое-где висели кованые кольца на стенах — к ним когда-то привязывали лошадей. Кольца не были элементом дизайна, это сейчас бы их присутствие как-нибудь выразительно обыграли, а тогда они просто висели, потому что не сумели их выдернуть, ну уж очень крепко приделаны (лошадь — животное сильное).

В исторической конюшне лейб-гвардии Конного полка мы получали на конвейерной раздаче первое, второе, третье и несли это на пластиковом подносе к ближайшему свободному столику. Ешь, допустим, борщ, или котлету, или бефстроганов (еще один историзм), или, если четверг, жареный минтай (четверг был «рыбным днем» в Ленинграде), а рядом из стены торчит кованое кольцо, к которому, быть может, привязывалась лошадь Александра Пушкина, сына Александра Пушкина, который поэт (Александр Александрович Пушкин станет потом генералом) или, допустим, Ланского, второго супруга Натальи Николаевны…

Но чтобы тогда кого-нибудь история этих стен беспокоила? Не помню такого. Мне сейчас это странно, а тогда — ничего особенного: институт — он и есть институт.

И никто не замечал изображений лат, шлемов и прочих воинских атрибутов над высокими дверями со стороны Мойки — единственное прямое указание на историческое назначение здания, — взгляд эти украшения не останавливали. Просто входили, и все.

А напротив института, по другую сторону Мойки, располагался Ленинградский областной дворец культуры работников просвещения, все его называли Домом учителя. Библиотекарша в Доме учителя была знакомая моих родителей, и я, когда готовился к школьным экзаменам, пару раз в библиотеку приходил. Я, конечно, знал о главном событии Дома учителя, и мне библиотекарша даже показала, где это случилось, но как-то неопределенно: «внизу, где-то там». Зато рассказала с «подробностями».

А случилось вот что: здесь убили Распутина.

Потому что Дом учителя — это Юсуповский дворец.