Книга о Петербурге

Отсюда, из Чесменской военной богадельни, гроб с Распутиным вывезли ранним утром в Царское Село, где тайно и вроде бы надежно погребли, — и все же, как оказалось, не настолько надежно, чтобы полностью исключить возможность будущих глумлений.

…Другая винтовая лестница — далеко не парадная, малозаметная, можно легко проскочить мимо. Чтобы ее обнаружить, надо свернуть в закуток из коридора, ведущего в восточный флигель через башню, на башню тут, изнутри, меньше всего похожую: обыкновенный проход, и за дверьми с обеих сторон по бокам служебные помещения. Между тем первая зимняя церковь, пока еще к башне не пристроили флигель для богадельни, находилась определенно здесь. А что до тайной винтовой лестницы (мимо мы уже проскочили), она закручивает свои ступени в условное никуда, если понимать под «условностью» одну из лабораторий. Туда не пойдем.

Так вот, о первой зимней церкви.

В ночь с 5 на 6 марта 1826 года здесь покоилось тело Александра I.

Чесменский дворец был последней печальной остановкой траурного кортежа перед въездом в столицу.

За два месяца кортеж с телом императора преодолел почти две тысячи верст.

Здесь, в ту ночь, свинцовый ящик с телом Александра I переложили из походного гроба в парадный. Обитый малиновым бархатом (а по бархату золотом вышиты пятиконечные звездочки), с двуглавыми орлами на углах, золоченой бахромой, царскими вензелями, он тут и стоял на позолоченных бронзовых львиных лапах, этот парадный гроб, творение Монферрана. Николай I самолично опечатал по углам свинцовый ящик, уже со вчерашнего дня (после прощания у открытого гроба в Царском Селе) залитый оловом.

Больше открывать не будут — так и повезут на катафалке в столицу навстречу слухам о том, что пустой.

Что ж, круглую дату, о которой никто и не подозревал даже, 150-летие пребывания тела Александра I в Чесменском дворце, я, как и все лиаповцы, невольно отмечал будничной суетой в первый четверг марта 1976 года (день недели легко вычисляется): мы просто сновали туда-сюда на этом историческом месте, по короткому коридору, проходу, замещавшему середину бывшего храма. Да вот же это место, тут и сейчас проход.

Между прочим.

Был я в Таганроге однажды. Пригласили на Чеховский книжный фестиваль, ежегодное культурное мероприятие. Город чудесный, он меня изумил сохранившейся стариной — купеческими домами, историческими улочками, садами… Нам достопримечательности показывали. Дом, где Чехов родился. Дом, где он юношей чай продавал — в силу жизненных обстоятельств. Повели нас в детский санаторий «Березка», вернее, в тот одноэтажный дом, где размещается санаторий, — не к детям. Детей тогда там не было (или был тихий час?), в общем, мы никому помешать не могли, никого не могли потревожить, кроме, если только, духа царя: в этом доме — доме градоначальника — остановились Александр I и супруга его Елизавета Алексеевна, тут Александр и умер. Честно скажу, посещения этого места в моих планах не было. Но течением неформальной экскурсии занесло. И что-то почувствовал. Странность. Касаемо лично себя.

Странное одно совпадение меня озадачивает. В Петропавловском соборе у могилы Александра I побывало народу множество. Но много ли нас из того несметного числа побывало на месте, где император умер? А из этих немногих, кто еще физически там побывал, где останки Александра I в свинцовом ящике опускали в парадный гроб и туда же складывали порубленные доски от прежнего деревянного дорожного гроба? Не я ли один?

Ну и зачем этот опыт мне? Я ж к тому не стремился. Что за странные совпадения? Ребус какой-то.

У нас Александра I принято считать самым загадочным императором; его супругу Елизавету Алексеевну, урожденную Луизу Марию Августу Баденскую, — самой загадочной императрицей. В отношении загадочности (разумеется, в наших глазах) они действительно могли бы посостязаться друг с другом. Только Федор Кузьмич тут ни при чем, и Вера Молчальница тоже. Не было бы Федора Кузьмича и Веры Молчальницы, нашлись бы другие, в ком распознали бы царя и царицу, мнимоумерших. Простые объяснения скучны и неинтересны — вопреки, между прочим, булгаковскому: «Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!..» Так в том и фокус, что никакого фокуса нет, — как бы ни поражали нас какой-то запредельной синхронностью эти две смерти, совмещающие рисунки судеб.

Он привез ее лечиться, а фактически — умирать. Сам умер. Внезапно. Через сорок дней тело его отправили в Петербург. Она осталась в Таганроге. Похоронили уже без нее. Болела всю зиму. Сердце, одышка. По весне, после распутицы, в конце апреля тронулась в путь. Той же дорогой, что и он, мертвый. Умерла, не доехав до Тулы, в Белёве.

Разница между их смертями — менее полугода.

Она была моложе его на один год, один месяц и один день.

13 мая гроб доставили в церковь при Чесменском дворце.

Ровно через два месяца после похорон Александра.

Через два месяца и неделю после пребывания здесь, в Чесменском дворце, его парадного гроба.