Книга о Петербурге

Яковлев сумел выиграть выборы и на второй срок пошел, но слава криминальной столицы омрачала губернаторство вплоть до вынужденной отставки. Его забрали, что называется, в Москву. На новую должность — «в почетную ссылку». Замечательно, что с появлением нового губернатора, Москвой санкционированного, Петербург как по волшебству перестал быть «криминальной столицей» и скачкообразно сделался «культурной столицей», каковой остается до наших дней, но память о прежнем бренде не увядает.

А что же «Окно в Европу»?

Да, почему нет в нашем перечне? Забыли?

Ничуть. «Окно в Европу» — едва ли не самый известный идентификатор этого города и (наш поклон Пушкину), несомненно, самый образный. И все-таки он не отсюда, не из ряда, где «город белых ночей», «Северная столица», «Северная Венеция» и т. п.

Потому что, на наш взгляд, это не столько альтернативное наименование города, сколько обозначение его предназначения.

Важно не то, что в окне, а то, что за окном; окно — это как посмотреть, не предмет даже, а, наоборот, отсутствие предмета — отверстие в стене, и, с точки зрения того, кто смотрит в окно или, может быть, в него влезает, это брешь, пустота, что, может быть, и неплохо, но отсюда и грамматико-семантические несуразности. Возможности замены в распространенном предложении имени города этим самым «окном» сильно ограничены. «Окно» помнит, что оно «прорублено», и упорно мыслит себя в винительном падеже (ну да: «Петр Первый прорубил окно в Европу»), реже в именительном падеже (потому что не претендует в предложении на роль подлежащего) и совсем не терпит склонения. Нельзя сказать «Зинаида Львовна пишет вам из окна в Европу», но можно сказать «пишет вам из Северной Пальмиры», «из града Петрова» и даже так: «Зинаида Львовна пишет вам из колыбели трех революций», — звучит комично, но язык почему-то прощает. Можно родиться в колыбели трех революций, хотя бы ради иронии или самоиронии, но невозможно даже в шутку родиться в окне в Европу. В окне вообще ничего сделать нельзя, можно на подоконнике. Но никаких подоконников в нашей истории нет.

Иное дело — «город Ленина»

Ну, с этим вроде бы просто. Понятно, что «город Ленина» — тавтологический парафраз официального имени Ленинград, аналогичный «граду Петрову», только чуть проще: «град Петров» — это однозначно город своего основателя, тогда как в названии «Санкт-Петербург», не исключающем двоякого толкования, все же изначально заключено имя небесного покровителя города, — а что Ленин? — он един, двух Лениных не было, «Ленин всегда с тобой» — и в «городе Ленина», и в «Ленинграде». Никакой двойственности.

На самом деле человек, известный как Ленин, здесь в общей сложности жил недолго — пять лет с хвостиком. Лев Данилкин в книге о Ленине, касаясь конспиративных увлечений своего героя, между прочим замечает: «Ленин, по-видимому, не был особо привязан к этому городу — но кажется очень „питерским“ типом». Пожалуй что да. Метафизикой Петербурга он точно не интересовался. Петроград представлял для него интерес практический — как место приложения собственной теории о революционной ситуации и прочих концепций.

Последний раз Ленин покинул город, звавшийся Санкт-Петербургом, в 1906-м; в апреле 1917-го вернулся уже в Петроград. Город был второй день Ленинградом, когда 27 января 1924 года Ленина хоронили в Москве.

Точное число памятников Ленину, установленных в «граде Петровом», никому не известно, по округленным оценкам, всего было более восьмидесяти, сейчас осталось около сорока, включая ведомственные. Мемориальных досок, посвященных Ленину, на контрольный 1999 год, когда был издан авторитетный справочник «Мемориальные доски Санкт-Петербурга», сохранилось 119, включая доску памяти спуска на воду первого атомного ледокола «Ленин». В справочнике «Ленин в Петербурге—Петрограде», изданном в 1980 году, указано 275 ленинских адресов. Утверждение «Здесь каждый камень Ленина знает», вообще-то, не так далеко от истины — во всяком случае, гораздо ближе к ней, чем всем известное «не каждая птица долетит до середины Днепра».

Игра «в Ленина»

Революция. Голод. Гражданская война. Массовый исход из города. Массовая эмиграция. С 1917-го по 1920-й население Петрограда сократилось втрое (!), было достигнуто «дно». Далее начинается медленный рост населения. К моменту смерти Ленина рост компенсировал убыль где-то на четверть — за счет приезжих, лояльных к советской власти, и победителей, вернувшихся с Гражданской войны.

Кто советскую власть не принял, те в основном уехали.

Потеря населения Петрограда за семь лет на день смерти Ленина в Горках составляла около миллиона человек. Не знаю, каким этот отбор надо назвать — естественным или искусственным, но город преимущественно был населен теми, кто смерть Ленина переживал как личную трагедию. Нам даже трудно представить массовую экзальтацию, вызванную смертью Ленина, — всю глубину коллективного горя.