Книга о Петербурге

Сидим в кафе на Карповке. На мой вопрос, приходилось ли дежурить, когда случались в городе наводнения, поэт-кочегар Дмитрий Григорьев «Еще как!» говорит и с присущей ему обстоятельностью рассказывает:

— …Дело в том, что подвал школы, где я работал в маленькой котельной — на Адмиралтейской набережной, дом четыре, а по Черноморскому — два, был плохо гидроизолирован. Стоило Неве подняться выше критического уровня, как подвал начинало подтапливать. Причем вода шла к нам не из канализационных труб, а непосредственно из-под земли. Ты сидишь на работе, и вдруг из-под косяка двери из машинного зала в бойлерную начинает бить струйка. Потом — из щелей в полу, еще откуда-нибудь. И вода прибывала чистая. Такие роднички, понимаешь? По всему полу роднички, которые заполняют котельную.

При этом в некоторые наводнения, когда уровень воды в Неве подскакивал быстро и уходил быстро, нас не затапливало — вода не успевала просочиться через почву — ведь от школы до реки метров сто будет. А когда даже небольшое наводнение длилось долго, то вода начинала прибывать.

В котельной самое главное, чтобы не затопило электрический насос. Электрический насос — это сердце котельной, если его двигатель зальет водой, будет полная задница. Один раз, это было даже не мое дежурство, наш бессменный легендарный руководитель Иван Палыч Шкирка сорвал меня в котельную — ночью, помогать сменщику Саше, если придется снимать насос. Когда я приехал, вода была уже выше щиколотки. Насосы расположены на уровне колена, и, если бы вода до них дошла, электродвигатели насосов пришлось бы демонтировать и поднимать. Это очень муторное занятие, трудоемкое.

К середине ночи вода подступила к основанию насосов, но мы все тянули время, и правильно делали, потому что дальше подъем остановился. Все электричество мы, естественно, заранее отключили, чтобы нас током не убило. Полутьма, мы ходим при свете ручных фонариков по воде. Холодно. Котельная обесточена, все стоит. Свечи на столе горят, стол пока еще не плавает…

Дмитрий замолкает, обводит столики взглядом, словно хочет увидеть похожий на тот, и, погладив бороду, продолжает:

— Но из котельной уходить нельзя. Поэтому, убедившись, что вода больше не поднимается, кое-как разместились. Саша забрался с ногами на стол, я — на боров, это дымоход от котлов. Постелил там коврик, лег, накрылся ватниками и одеялом.

Тут надо сделать одно отступление: мой сменщик был «свидетелем Иеговы». Когда-то у нас, в котельных Ивана Палыча, только писатели, поэты, художники да диссиденты работали (потому-то он и легендарный, Иван Палыч Шкирка), а в конце восьмидесятых к ним разные религиозные меньшинства добавились. Так вот, за день до наводнения Саше принесли новый перевод Ветхого Завета. Раньше «свидетели Иеговы» пользовались православной Библией, нашей, синодальным переводом, считали его лучшим, а тут они сами перевели, и, конечно же, теперь их перевод, с точки зрения моего сменщика, стал самым правильным. Саша обложил себя свечами, достал обе книги, начал сравнивать и вслух комментировать изменения. Представь себе картину: сидит на столе человек, вокруг горят свечи, плещется внизу везде вода и он читает библейские тексты. Как-то не по себе мне от этого… Попробуй-ка разбери, какой это год, какой век… И ночь ли это?.. И будет ли рассвет?.. Лежу на борове, а он вещает: «Вот, Димка, смотри, у вас написано так, — и цитирует православную Библию, — а у нас вот так, не правда ли, лучше?» Я говорю, это не моя тема, трудно сказать. А сам думаю: где я? На этом ли свете, в этом ли мире.

Потом, когда все-таки рассвело, вода на убыль пошла. Сколько лет прошло, а вспоминаю, как сон.

Молчит, глядит в пространство. Не хватает еще, думаю, чтобы и мне это приснилось.

Мы жили на втором этаже

Оказывается, я не единственный, кто в детстве с некоторой тревогой поглядывал на указатели уровней невских наводнений.