Выискивать такие знаки — занятие увлекательное; среди них есть загадочные в своем лаконизме; мало того что не сразу увидишь, но, увидев, еще и не сразу поймешь, что бы оно означало.
Такова, например, едва заметная десятичная дробь 2,2, неизвестно когда вкупе с короткой черточкой вытесанная на цоколе здания Правительствующего сената (Английская набережная, 2).
Это уже не татуировке сродни, а следу от прививки (как у нас на левом плече).
В другом месте, на цоколе того же здания (на выступе за углом), можно найти еще один знак — линию и надпись над ней: «Наводнение 23 сент. 1924 г.». Обе пометы, хотя и разнесены по гранитным плитам, дополняют друг друга: в первом случае указано значение высоты (еще надо догадаться, что подъема воды), во втором — определено наводнение: какое именно — дата и уровень, но без числового значения. Кто это вытесал? Почему в разных местах? Да еще в плоскостях взаимно перпендикулярных? Можно только догадываться. Памятные таблички и доски надо еще изготовить, а тут, пытаюсь я догадаться, вытесывали на граните сразу по следам катастрофы — сначала, должно быть, просто поспешили обозначить уровень с известной высотой, потом — взялись за более трудоемкую надпись.
Повернувшись к Неве, видим на том берегу Меншиковский дворец — да, Васильевский остров заливало всего сильнее. А к нашей Английской набережной тут рядом пришвартована (в данный момент) плавучая пристань — с надписями «Сенатская пристань», «Бургеры», «Фернанда» и «Кофе». Указатели уровня наводнений сомнений не оставляют — была бы сейчас такая вода, и вышвырнуло бы «Сенатскую пристань» на Сенатскую площадь, поближе к Медному всаднику, вместе с «Фернандой».
На Садовой улице у дома 21 на гранитном основании ограды можно найти дробь 1,7, с черточкой, — это относится к тому же наводнению 1924 года, хотя никаких дополнительных пояснений нет. Здесь вода подступала с разных сторон — с Мойки, Фонтанки и канала Грибоедова, — Спасский остров был залит весь.
Уровень самого катастрофического наводнения 1824 года аналогичным образом был отмечен на гранитном парапете, что принадлежал внешней лестнице у городской думы. Память об этом потопе хранят многочисленные таблички и мемориальные доски, но бесхитростная надпись на уже не существующей плите мне кажется особенно примечательной. Во-первых, как раз потому, что этой плиты уже нет, так что речь идет не просто о памяти, а производной от памяти (что, впрочем, не главное). Во-вторых, несмотря на то, что это здание на Невском проспекте вместе с его внешней лестницей построили много позже самой катастрофы, гранитная памятка о ней была здесь уместна: мачта на башне городской Думы одно время использовалась для оповещения о наводнениях и пожарах. В-третьих, расположение самой плиты. Тут надо чуть поподробнее.
К первой площадке ведут шесть ступенек, — вот на этой шестой и установили поперечную плиту впритык к боковому парапету. Назначение ее было вполне утилитарное, она служила опорой для поручня; будем считать, что, кроме того, еще организовала пространство, принуждая лестничную площадку быть смотровой. Отсутствие плиты, следует, однако, признать, на посещаемость площадки не повлияло: в часы шествий по Невскому и прочих массовых мероприятий здесь всегда собираются зрители. На этой плите и вытесали когда-то: «1824. НОЯБ» — и обозначили уровень подъема воды. Надпись была в самом низу плиты, а линия под этим коротким текстом — и вообще едва лишь виднелась над ступенькой. Стало быть, высота площадки отвечает уровню того наводнения. Маловероятно, что архитектурное решение наружной лестницы башни Думы настолько концептуально, чтобы здесь не было обыкновенного совпадения. В Петербурге совпадения на каждом шагу, мы к этому привыкли.
Но что-то такое было в этом. При всей невзрачности надписи поднимающийся по ступенькам замечал ее, — он словно выходил из воды шаг за шагом, а потом стоял как бы на поверхности невских вод в момент их наибольшей враждебности замыслу Петра. С этой высоты катастрофа видится по-другому.
По итогам реставрации в начале XXI века гранитная плита вместе с поручнем исчезла, — кажется, этого никто не заметил. Справедливости ради, помету перенесли, но так, что заметить ее практически невозможно. Теперь толпящимся на площадке (как, например, вчера — по случаю футбольных страстей) ничто не напомнит о том, какие виртуальные воды лижут их каблуки и подошвы.
А что балет?
Даже гимн города предопределен наводнением.