«Ни в одном из документов, находившихся в моих руках, — добавляет Коковцев, — я не видел такого яркого проявления мистических настроений в оценке своей Царской власти, которая выражается в этом письме Государя к своему Председателю Совета министров». Но другой мемуарист, — В. А. Маклаков, также напечатавший это знаменательное письмо в своих воспоминаниях, — находит не столь умиленное объяснение для того «внутреннего голоса», который у Николая II перевешивал «самые убедительные доводы» Совета министров:
«На Дворянском съезде 16 ноября 1906 года, — читаем мы у Маклакова, — Пуришкевич, между прочим, хвалился дисциплиной и влиянием «Союза русского народа». Когда несколько дней назад, рассказывал он, в Совете министров был принципиально задет вопрос о расширении черты еврейской оседлости, Главный Совет, обратившись к отделениям Союза, предложил им просить Государя воздержаться от утверждения проекта Совета. По прошествии 24 часов у ног Его Величества было 205 телеграмм.
Вот источник того внутреннего голоса, который Государя будто бы никогда не обманывал».
История царствования Николая II, во всяком случае, показывает, что в области еврейского вопроса его «мистические настроения» неизменно подсказывали ему решения, согласные с пожеланиями Союза русского народа...
Историк еврейского вопроса в России не может не отметить одно парадоксальное явление: Система правовых ограничений существовала около 125 лет. Но в течение этого времени, — начиная с царствования Александра I и вплоть до 1905 года, — почти каждое десятилетие на какую-нибудь специально для той цели образованную Комиссию, Комитет или Совещание возлагалась задача — «пересмотреть существующие по сему вопросу узаконения» и предложить желательные реформы. Все эти Комитеты и Комиссии, — состоявшие из высших сановников, весьма далеких от либерализма, — неизменно приходили к выводу, что существующие правоограничения не достигают своей цели и должны быть — немедленно или постепенно — упразднены. «Мысль о полном снятии всех еврейских ограничений, — говорит П. Н. Милюков, — никогда не умирала».[21]
Но ни один из выработанных Комитетами проектов разрешения еврейского вопроса не получил осуществления, и ограничения продолжали действовать, как встарь.В последний раз такой пересмотр ограничительных законов был произведен в 1904—1905 гг. Комитетом министров. Председатель Комитета С. Ю. Витте несомненно был противником ограничительных законов, но как реальный политик par excellence он понимал, что никакое благоприятное для евреев заключение Комитета министров не удостоится Высочайшего утверждения. Поэтому в Докладе Комитета от 3 мая 1905 г. было только указано, что «следовало бы воспользоваться созывом... доверием народа облеченных, избранных из населения людей... для разрешения всех по этому делу сомнений».
Год спустя собралась Первая Государственная Дума. В принятом ею единогласно Ответном адресе на тронную речь говорилось:
«Государственная Дума исходит... из непреклонного убеждения, что ни свобода, ни порядок, основанный на праве, не могут быть прочно укреплены без установления общего начала равенства всех без исключений перед законом. И потому Государственная Дума выработает закон о полном уравнении в правах всех граждан с отменой всех привилегий и ограничений, обусловленных сословием, национальностью, религией и полом».[22]
Но за 70 дней своего существования Первая Дума не могла успеть заняться еврейским вопросом. Подготовленная для раздачи народным представителям записка Юлия Гессена «О жизни евреев в России» была подана уже в Думу второго созыва, — которая, однако, также была распущена раньше, чем могла приступить к рассмотрению этого вопроса.
В Третьей и Четвертой Думах, в которых большинство принадлежало октябристам, националистам и правым, отношение к еврейскому вопросу стало уже совершенно иным. «Народные представители нового типа, — говорит П. Н. Милюков, — усомнились в том, в чем даже реакционные министры внутренних дел и реакционные комитеты переставали сомневаться, как в единственно возможном исходе». Антисемитизм стал излюбленным лозунгом всех демагогов справа, и в Государственной Думе их лидеры нашли наиболее выгодную трибуну для своей антиеврейской пропаганды. При таких условиях всякая попытка поднять в Думе вопрос об отмене еврейских ограничений была бы обречена на неудачу, и дала бы только лишний повод для потока погромных речей.