Книга о странных вещах

Опять проскакал тяжело и азартно всадник с кистенем. За ним все тот же — с мечом-кладенцом. Третьего — с гуслями — не было видно. Наверное, кому-то играл. Он предпочитал совершать ратные подвиги в чужих постелях.

— И ездят, и ездят! — с недовольством сказал череп со стрелой. — Затеяли, понимаешь, половецкие пляски!

— А вдруг это наша охрана? — возразил череп с испорченными зубами. — Мне кажется, я вот того, росленького, с палицей в руках, признаю. Был у меня в свите похожий.

— Было бы чего охранять! И было бы кого! — проворчал череп с трещиной. — Знаем мы эту Русь православную. Сначала охрана, потом погромы. И этого с палицей я оч-чень хорошо помню!

И по выдвинутой вперед нижней челюсти видно было — действительно хорошо помнит, были бы руки, погладил бы трещину на лбу.

На поле появился человек в черном. Весь — с головы до ног, если считать черную шляпу и лакированные туфли.

Подошел к куче черепов, поковырялся в ней ногой в щегольской туфле.

Из груды выкатился ухоженный желтый череп, пустыми глазницами преданно уставился на человека в черном. Тот наклонился, взял череп в руки.

— Бедный Йорик! — нараспев сказал человек в черном. — Я знал его. Человек бесконечно остроумный, чудесный выдумщик; он тысячу раз носил меня на спине; а теперь — как отвратительно мне это себе представить!

— Какой Йорик? — раздраженно сказал череп со стрелой. — Что он несет? Какие Йорики на русской равнине?

— Таганка! — негромко сказал череп с испорченными зубами и хихикнул. — Акт пятый, сцена первая.

— Ты нашего принца датского не замай, — сказал череп с трещиной. — Это все наше. Наше все. Понял?

— Да, — горестно сказал человек в черном. — У этого черепа был язык, и он мог петь когда-то; приходят мужики и швыряют его оземь, словно это Каинова челюсть, того, кто совершил первое убийство!

— Это надолго, — сообщил череп с испорченными зубами. — Уж я знаю. Сам шутом и скоморохом при князе Игоре служил, пока его повеселишь, семь потов сойдет, осьмой сам с лица вытрешь. Хотелось бы все-таки узнать, зачем нас сюда собрали?

— А мне кажется, Детинец строить будут, — сказали из глубины скалящихся черепов.

— Мы-то при чем? — возразил череп со стрелой.

— На колья повесят. Врагов устрашать, ворон отпугивать и нечистую силу.

Ворон негодующе закаркал, замахал крыльями и улетел куда-то. Вскоре он вернулся, держа в когтях свежий череп, который носил явные следы пламени. Примерился, разжал когти, и череп с костяным стуком упал на общую ГРУДУ — Семьсот сорок шестой, — деловито сказал счетовод и сделал отметку в списке, который держал в руке. — Минус татарский.

— Ты не дели, — посоветовал ему череп со стрелой. — Все черепа одной национальности.

— Позвольте полюбопытствовать, — загорячился череп с трещиной во лбу. — Это какой же?

— Все мы тут степняки и хлеборобы, — туманно отозвался череп со стрелой.

— Сроду ничего не сеял, — сказал череп с трещиной. — Политика — вот удел сильных и умных личностей!

На горизонте появилось несколько точек, которые медленно увеличивались в размерах.

— Но, быть может, это башка какого-нибудь политика, которую осел перехитрил, — грустно сказал черный человек, — человека, который готов был провести самого господа бога, разве нет?

— Да, — самодовольно сказал череп с трещиной. — Я таков!

— Nevermore! — хрипло и презрительно каркнул ворон.

— Кто бы ему голову оторвал? — в пространство перед собой сказал череп с трещиной. — Гадит сверху и людям настроение портит!

— Нет, — сказали из груды. — Этот череп видел многое, следы пламени говорят о том, что душу человека, которому он принадлежал, пожирали невероятные страсти.

— Знаем мы эти страсти, — сказал череп со стрелой. — Дракон разок дохнул, вот и все дела.

— Nevermore! — радостно каркнул ворон.

Точки на горизонте превратились в крошечные человеческие фигуры. Фигуры приблизились, и стало видно, что это могильщики, катящие тачки, наполненные черепами. Поравнявшись с грудой, могильщики стали вываливать черепа в общую кучу. Счетовод оживился.

— А я тебе так скажу, — сказал один из могильщиков, словно продолжал разговор с кем-то из своих собратьев. — Нет стариннее дворян, чем садовники, землекопы и могильщики; они продолжают ремесло Адама.

— Это уже серьезно, — сказал череп с испорченными зубами. — Нас не зря собирают здесь. По могильщикам сужу. Есть тому веская причина, которой мы не знаем и о которой не догадываемся.

— Легко! — возразил череп с трещиной. — Крайнего ищут! Всегда так бывает — если начинают считать черепа, значит, ищут крайнего! И найдут, будь уверен! До Адама Кадмона[3] дойдут, но найдут!

— Nevermore! — гаркнул ворон с опаленного дерева.

— Попугай! — припечатал крылатого сидельца череп со стрелой. — Скажи что-нибудь другое.

— Девятьсот девяносто восемь, считая татарина, — сказал счетовод, потирая ладошки. — Люблю трехзначные числа, мир кажется богаче, когда в дело вступают большие нули.

Могильщики с пустыми тачками повернули обратно.

Один из них, похожий на Франкенштейна, долговязый, сутулый и рукастый, негромко напевал: