Книга, обманувшая мир

Самоирония наряду с глубоким знанием русской классики, особенно Гоголя (которого — что чрезвычайно характерно — новоявленный нобелевский лауреат никогда не любил), не были присущи Солженицыну, поэтому неудивительно, что он нисколько не рефлексировал по поводу того, что идет, в сущности, по следам Поприщина. Если тот возомнил себя «испанским королем», то «великий русский писатель» — всего-то сочувственником реального испанского короля Хуана Карлоса I. Но самое удивительное, что при этом — один из забавнейших эпизодов «Зернышка»! — в своем турне по Испании Солженицын отказался от сверхпочетного для себя приглашения Хуана Карлоса I на личную встречу, передав королю из своей отъезжающей машины (как равное Его Величеству лицо) лишь записку через полицейского — без извинений, только с пожеланием «мужества против наступления левых сил» и со словами «Храни Бог Испанию!»…

«Так поступают только непредсказуемые русские!» — удивлялась испанская пресса, узнав об этом случае. Но еще больше недоумений вызвало выступление Солженицына по телевидению, состоявшееся накануне. Оно проходило в концертной аудитории, откуда транслировался смешанный «русский вечер». Здесь писатель, которого почти никто не читал в Испании («убийственно небрежные и даже анекдотические переводы на много лет закрыли мне влияние в испанском мире», как сетовал он), выступил в роли политического оратора и одновременно — оракула. «Распаляя себя» (подобно Хлестакову, да будет позволено заметить), он разглагольствовал обо всем на свете — и о сходстве истории Испании и России, и о гражданской войне в Испании в 1930-е гг., когда он, юношей, горячо поддерживал республиканцев, об отсутствии «свободы передвижения» и ксероксов в своей стране, но более всего — об угрозе коммунизма и социализма, которая нависла над миром и исходит от СССР. По этой теме Александр Исаевич высказался даже гораздо экзальтированнее, чем в «Архипелаге»: «…У нас только расстреливали в год — по миллиону! Не говорю уже о том, что непрерывно существовал Архипелаг ГУЛАГ, 12-15 миллионов человек сидели за колючей проволокой. Несмотря на это, мы, как бы пренебрегая действительностью, всем сердцем тогда горели и участвовали в вашей гражданской войне… На Западе двенадцать лет тому назад опубликовано статистическое исследование русского профессора Курганова. Он косвенным путём подсчитал, что с 1917 года по 1959 только от внутренней войны советского режима против своего народа, то есть от уничтожения его голодом, коллективизацией, ссылкой крестьян на уничтожение, тюрьмами, лагерями, простыми расстрелами, — только от этого у нас погибло, вместе с нашей гражданской войной, 66 миллионов человек. Этой цифры почти невозможно себе представить. В неё нельзя поверить. Профессор Курганов приводит другую цифру: сколько мы потеряли во Второй мировой войне. Этой цифры тоже нельзя представить. Эта война велась, не считаясь с дивизиями, с корпусами, с миллионами людей. По его подсчётам, мы потеряли во Второй мировой войне от пренебрежительного, от неряшливого её ведения 44 миллиона человек! Итак, всего мы потеряли от социалистического строя — 110 миллионов человек!.. Поразительно, что Достоевский в конце прошлого века предсказал, что социализм обойдётся России в сто миллионов человек. Достоевский это сказал в 70-х годах девятнадцатого века. В это нельзя было поверить. Фантастическая цифра! Но она не только сбылась, она превзойдена: мы потеряли сто десять миллионов и продолжаем терять. Факт тот, что мы потеряли одну третью часть того населения, которое было бы у нас, если бы мы не пошли по пути социализма, или потеряли половину того населения, которое у нас сегодня осталось… Я не хочу сказать, что она стала передовой страной. Нет, она стала рабской страной, которая называется Советский Союз… Мы там все голодали (и сегодня Голодаем)…» ^{122}.

Комментируя эту эстрадно-политическую и «апокалиптическую» речь Солженицына, известный испанский писатель Хуан Венет с убийственной иронией замечал: «Я твердо придерживаюсь того мнения, что, пока будут существовать такие люди, как Александр Солженицын, останутся и должны оставаться лагеря… Наверное, стоит чуть усилить охрану, с тем чтобы люди, подобные Александру Солженицыну, не смогли освободиться до тех пор, пока не станут немного образованы…» ^{123}.