Теперь, когда он немного пришел в себя, Януш понял, что не знает, на работе ли жена. Он не мог позвонить и прикрыться легендой о «занятиях на выезде», потому что сделал это утром, а ее коллеги знали его по голосу, и потому не мог прикинуться кем-то другим. Он ничего другого не придумал, кроме как беспомощно смотреть сквозь залитое мелким дождем стекло то на дверь, то в газету, а перед его глазами вырисовывались четыре банкноты по десять злотых, которые он потратил на такси, сложенные в гармошку, словно воровской трофей, подаренный в телепрограмме, а еще запотевшая от холода бутылка водки «Шопен», которую он обещал Рышарду. Может, все эти его траты напрасны? Он все больше погружался в неуверенность, а его образ мнимого агента начал все больше подвергаться сомнению, но тут из арки вышла Сильвия. Волосы она собрала наверх, сложно закрутила в гульку и спрятала под модной шляпкой, которая напоминала приплюснутый цилиндр и наводила Януша на мысль о падших женщинах Англии периода Джека-потрошителя.
Он схватил куртку и шлем, с ужасом представив себе, что жена направляется именно в эту кондитерскую, но она сразу же свернула на улицу Журавью и решительным шагом направилась в сторону Маршалковской.
К этому он, честно говоря, готов не был. Он думал, что ухажер за ней приедет, и тогда он двинется за ними на мотоцикле, или что они пойдут куда-нибудь пешком, и тогда он пойдет за ними. Он должен был на что-то решиться, так как она пропадала в толпе, и он вышел, оставив на столе разложенную газету, и пошагал по Журавьей, стараясь сохранять дистанцию метров тридцать. Прежде чем они дошли до Паркинговой, он сориентировался, что ходить по городу в шлеме — такое себе, словно ты сумасшедший рыцарь. Ему очень не хотелось снимать шлем, потому что так он чувствовал себя невидимым, хоть и определенно обращал на себя внимание. Грязный ребенок-попрошайка на стоянке что-то крикнул в его сторону по-румынски, какие-то хохочущие полуобнявшиеся подростки оглянулись ему вслед, и в конце концов он стащил шлем с головы и понес под мышкой.
Он потерял ее в подземном переходе под Ротондой. У него во всяком случае хватило ума, чтобы не бегать в панике и не показываться на разных сторонах перехода, выпрыгивая, как чертик из коробки. Перед его глазами как живая рисовалась сцена, в которой он бежит по лестнице, она стоит на остановке, они встречаются глаза в глаза, после чего оба начинают кричать и разбегаются в разные стороны. Он наудачу выбрал выход и оказался на стороне базара под Дворцом культуры. В течение какого-то времени глазами изучал толпу, скользя взором по торговцам шнурками, гуральскими свитерами, «албанской мазью от псориаза», сибирскими овчарками, которые вполне могли быть небольшими медведями, глядя на какого-то наглого типа, продающего фальшивые водительские удостоверения, и вдруг увидел ее на противоположной стороне улицы; она шла вдоль домов. Оторвалась метров на сто, но без сомнения это она — он явственно видел ее драповое красное пальто с черной отделкой и плоский псевдоцилиндр.
Януш догнал жену, пробежав по другой стороне Маршалковской, вдоль линии метро.
Она вошла в какой-то магазин рядом с торговым домом «Центр» через один вход с книжным «Эмпик». Он видел ее через окно. Тяжело дышал, сердце стучало в груди — проклятые сигареты! Магазин торговал дорогой фирменной парфюмерией, что поразило его особенно, потому что Сильвия была маньячкой экономить. Одна только мысль о том, что она может выйти с флаконом «Нина Риччи» или YSL за несколько сот злотых, была поразительна и даже кощунственна.
Она встала в центре, в группе женщин, изящно перемещающихся вдоль стойки, уставленной открытыми флаконами-пробниками. Для маскировки взяла одну изящную бутылочку, потом другую и, когда никто уже не обращал на нее внимания, уверенным движением достала странную упаковку, напоминающую выпуклые губы, открыла ее и молниеносно брызнула за одним и другим ухом, а потом бесцеремонно в декольте пальто, в ложбинку между тяжелыми грудями. Отставила флакон и, не обращая на себя ничье внимание, направилась к выходу.
Януш отвернулся в сторону книжного киоска, чувствуя, как у него горят уши. Его охватило сожаление, и в наплыве первого рефлекторного сумасшествия он подумал, что любой ценой должен при первом же подходящем случае купить ей эти духи. Потом понял, что не только его жена, но и ни одна женщина в мире не может пойти в магазин с дорогой парфюмерией и позволить себе поступок, являющийся чем-то средним между воровством и попрошайничанием только для того, чтобы привлекательно пахнуть для него. Сильвия делала это для чужого мужчины, который в дополнение мог бы искупать ее в духах, если бы позволил себе такую прихоть.
Дальше следить за ней стало просто, потому что она шла прямо и уже не пользовалась подземными переходами. Она не оглядывалась, никуда не заходила, не рассматривала витрины магазинов. Шла решительным быстрым шагом, один раз посмотрела на часы. На перекрестке де Голля повернула и направилась в сторону искрящегося зеркальными стеклами нового отеля.