Книга отзывов и предисловий

О смерти прозой он писал довольно часто (не говорю уж о стихах-карточках, о них – чуть позже). Вот из относительно недавней его книги «Кладбище с вайфаем»:

Что делать – надо, по возможности не слишком торопясь и суетясь, привыкать к постепенному преображению себя самого из субъекта некролога в его объект.

И ничего в этом страшного нет. Единственное, о чем следует беспокоиться, так это о том, чтобы не испортить себе некролог, чтобы не поставить в неловкое положение тех, кто должен будет по долгу дружбы или службы его написать.

Мало кому удалось так безупречно выполнить этот наказ самому себе. Вот о чем сейчас думает наше кладбище с вайфаем.

Новая книга Льва Рубинштейна «Бегущая строка» ушла в типографию уже после того, как случилось несчастье 8 января, когда какой-то кретин не затормозил перед пешеходным переходом. Рубинштейн в этой книге берется за отдельный жанр последних десятилетий – новостные заголовки, написанные вывернутым, убогим и в этой убогости многообещающим языком: «Жесткий удар ногой в лицо москвичу попал на видео», «Сотрудница аэропорта вытащила у пассажира деньги и проглотила их». Жанр, освоенный уже Пелевиным и ресурсом Breaking Mad, но в коллекции Рубинштейна живущий по-новому, снабженный его комментариями – с интонацией добродушного удивления, за которой, конечно, скрывается «я все понимаю». Интонация как маска – открытие концептуалистов, в первую очередь Пригова, который умел быть и обывателем с полутора извилинами, и вечно удивленным и готовым к самым необычным взаимодействиям философом-гностиком. У Рубинштейна-публициста не было задачи «влипать», как говорили концептуалисты, в ту или иную маску – скорее интонация была первым (и располагающим к себе) слоем, за которым шла принципиальная уверенность и в знании, и в трезвости, и в этической силе автора.

Новостной заголовок – дальний родственник библиотечной карточки, на которой тоже может быть записано что-нибудь дикое; скончавшийся недавно филолог Михаил Безродный, друживший с Рубинштейном, посвятил таким экземплярам несколько страниц в своей книге «Конец цитаты»: «Михайлова. Памятка шефа над курицей. М., 1934», «Лазарева И. М. Как они горят: (Спички, лампа, печка и человек). М., 1925». Такие названия-казусы вклиниваются и в картотеки Рубинштейна, напоминая о каких-то параллельных возможностях, проступая, как на палимпсесте, – и оттого делая написанное и найденное самим Рубинштейном еще трогательнее:

61.

И дрожит большой серебряный самовар в руках пьяного военного врача.

62.

И слегка подрагивает блестящий клюв большой черной птицы, неподвижно сидящей на голове гипсового бюста античной богини.

63.

Это все я.

64.

Лазутин Феликс: «Спасибо. Мне уже пора».

65.

(Уходит)

66.

Мартемьянов Игорь Станиславович. Сезон откровений: Сб. лит.-критич. статей. – М.: Современник, 1987.

67.

Голубовский Аркадий Львович: «Ну что ж. Я, пожалуй, пойду».

68.

(Уходит)