Она молчала. «Значит, она сделает», – подумал Рем.
– Ты должна убить меня, – сказал он вслух.
Она громко вскрикнула:
– Что? Что ты сказал?!
– То, что слышала, Маша, – ответил он, стараясь, чтобы его тон был жестким, но не грубым.
– Но зачем? Зачем? – И он услышал, как Маша расплакалась.
– Они хотят размазать меня и смешать с дерьмом. Я потом вряд ли отмоюсь. Но самое главное – они хотят смешать с дерьмом мою Родину. А у меня, кроме Родины, сейчас ничего нет. И моего доброго имени. Что может быть хуже?
– Что ты хочешь? – спросила Маша.
– Ничего. Почти ничего. Один укол чего-то сильнодействующего, чтобы сердце остановилось. Желательно без боли. Можешь?
В воздухе повисла тяжелая пауза. Маша расплакалась.
– Ты знаешь… ты знаешь, что за эти дни я поняла, что могу быть нужной. Мне бы хотелось, чтобы ты всегда был раненым, сидел в своей инвалидной коляске или в чем-нибудь еще, а я бы ухаживала за тобой, и мне бы от этого было хорошо. Странно, а я ведь даже не знаю, как тебя зовут. Ты был хорошим человеком до этой проклятой войны, но она ведь когда-нибудь закончится. И не важно, как будет называться страна, в которой ты живешь. Главное, что ты живешь.
Вздох. Пауза. Слово.
– Важно, Маша. Как страна называется, важно. Мы не можем быть ордой, кочующей с места на место. Значит, где ты и кто ты, важно. Я присягу принимал, можешь понять?
– Ой, да тут полгорода принимали одну присягу, потом вторую и третью.
– Машенька, так нельзя. Мне не будет прощения. А правда затеряется в истории.
– Ты же калека! Инвалид! Какая может быть история?!
Она почти кричала.
– Тише, Машенька, тише, – зашептал он. – Давай оставим этот спор. Я не поеду в Россию и не сяду на скамью подсудимых. Точка.
В палате повисло молчание. Они были одни. Его решили держать отдельно от других пациентов, словно он был особо ценным жертвенным животным. Но он твердо решил не идти на моральное заклание.
– Ты сделаешь? – переспросил он.
Снова пауза. Но Маша больше не плакала, а, наоборот, стала строгой и собранной.
– Тише. Дай подумать.
Рем дал ей подумать и принялся про себя отсчитывать секунды. Дошел до шестисот.
– Маша! – послышался голос врача из-за двери. Далекий и требовательный.
Она приоткрыла дверь и крикнула в коридор:
– Сейчас! – А потом перешла на шепот: – Тебе не надо умирать. Я тебя вывезу отсюда.
– Куда? – с унылой иронией спросил он.
– К своим, – сказала она и тут же поправилась: – К твоим.
Он покачал головой. Каждое незначительное движение причиняло ему боль.
– Они увидят, что меня нет, и порвут тебя на куски.
– Не порвут, – твердо вымолвила она. – Не увидят.
Ее план был очень прост. Она сказала, что в морге достаточно много невостребованных тел, одно из которых вполне можно выдать за Рема. И особого труда это ей не составит.
– Мне поможет главврач, – сказала она.
Рем, вспомнив доктора, называвшего его укропом, искренне засомневался.
– Не волнуйся, – заверила его Маша. – Есть способы давления на него.
Он не стал уточнять какие, но подумал, что у них с доктором, должно быть, застарелый рецидив романа. Долгая история. Или, наоборот, короткая офисная связь.
Через несколько часов его положили на каталку и вывезли в коридор. Он чувствовал, как всякий раз, когда кто-либо проходил мимо, простыня на его лице шевелилась от дуновения ветра.
Потом кто-то с решимостью тореадора схватил ручки каталки, как быка за рога, и толкнул ее вперед. Он слышал, как за ним захлопнулись складные дверцы, и, дернувшись, лифт повез его вниз. Вытолкав его в больничный двор, крепкие руки при помощи еще одной пары менее крепких рук затащили его внутрь чего-то тесного, жесткого и железного. Он успел лишь глотнуть немного свежего воздуха, сулившего близость свободы, но металл дверей глухо щелкнул и машина, в которой он оказался, тронулась с места. По звучанию мотора и по неподражаемой тряске он безошибочно узнал армейскую «таблетку» – старый медицинский микроавтобус, в котором было предусмотрено все, кроме удобства пассажиров и пациентов. Рем не знал, кто его везет. Он не слышал Машиного голоса, но знал, что она здесь. Водитель, судя по голосу, пожилой покладистый мужчина, спрашивал:
– Сюда? Вот туда? Налево? Снова налево?
Тот, кто показывал дорогу, видимо, делал это знаками, молча.
– Стрелять не будут? – услышал Рем, и после паузы, во время которой водитель получил утвердительный знак, снова донеслось с переднего сиденья: – Хорошо.
Рем даже успел задремать, несмотря на тряску, а проснулся от криков: «Стой, стой!»
– Шановний, ви що, не вмієте читати? Стій. Чекай на команду військових. Потім вирушай, – спокойно выговаривал нерасторопному водителю незнакомый человек. – А то я ж можу з переляку зіпсувати вам фари.
«Наши!» – радостно забилось сердце в груди у Рема от ощущения свободы. Она уже была близко.
– Що там у вас? – спросил военный на блокпосту.
– Раненый! – сказал водитель. – Ваш раненый!
– Паша! – крикнул военный кому-то. – Тут поранений! Кажуть, наш!