Книга перемен

Я молчу. Сектор «D», Луганский аэропорт, Иловайск, Новоазовск, Донецкий аэропорт, два блокпоста на Бахмутской трассе, теперь Дебальцево. Казалось бы, в этой невеселой топонимике войны уже должно бы появиться имя. Не мессии. Не лидера. А просто командира. Командующего. Полководца.

– Зеленый, не слишком ли долго мы ждем? Страна ждет?

Но Зеленый лишь подмигивает в ответ. В его глазах пропадают злость и усталость, он снова становится ироничным, каким и был до дебальцевского отступления.

Кстати, артразведчик остался на фронте. Значит, Зеленый, ты все же ждешь перемен!

Ненависть

Роза любила ездить в Оренбург поездом. Долгая дорога всегда давала ей возможность собраться с мыслями. Она серьезно относилась к этому процессу. Так опытный грибник, срезая белые и подберезовики, складывает их в корзинку, чтобы потом, придя домой и сняв пахнущий влажным лесом дождевик, достать свою добычу и, отделяя хорошие грибы от испорченных, любоваться формой каждого гриба. Вот так и Роза, доставая из корзинки своей памяти воспоминания, с любовью откладывала хорошие в сторону от плохих и как-то незаметно ловила себя на мысли, что наслаждается и теми и другими. Она любила человека, к которому ехала через степь, через снега, через унылые межгосударственные границы.

Роза наслаждалась ожиданием, вспоминая, как выглядит мужчина, который будет ждать ее на вокзале. Высокий и худой, с благородной осанкой, которую подчеркивало его любимое синее пальто. Огромная лисья шапка с болтающимся сзади хвостом делала его похожим на охотника из детской книжки про индейцев. Он так и называл это шапку – «зверобойка», и, хотя, приходя домой, небрежно забрасывал ее на вешалку, она знала, что к ней он очень привык. Иначе бы он не носил рыжую шапку на протяжении всех долгих зим их знакомства. И еще борода. У него была изумительная борода, в которую можно запустить длинные ногти и легонько царапать щеки любимого мужчины. Роза помнила, что совсем еще недавно борода была черной, и вот она почти вся белая.

Она говорила ему, что это не повод для грусти. Вот благородные кони, например, седеют в самом расцвете своих сил. И мало кто знает, что белый конь победителя – это просто поседевший конь. А он смеялся, потом театрально придавал лицу сердитое выражение и говорил:

– Так я, значит, жеребец?!

Роза смешно кивала головой, и он тут же обнимал ее, словно заворачивал в свои худые широкие плечи.

Она разводила лошадей под Астаной. Он под своим именем писал учебники по физике и под чужим – поэмы для толстых литературных журналов. Ну а когда литературные журналы перестали покупать, он поселился в Интернете, размещая свои стихи на поэтических форумах.

Она вспоминала, как он объяснял ей, почему Есенина следует считать новатором в поэзии, а Рождественского, наоборот, традиционалистом.

– Пойми, Есенин мыслил образами. Ты читаешь его и видишь калейдоскоп различных картин.

– Но Пушкин тоже мыслил образами. Ты читаешь его и тоже видишь калейдоскоп образов, – иронично повторяла его слова Роза.

– Роза, дитя степей широких, – улыбался он, щурясь, и глаза его становились почти такими же раскосыми, как у нее, – поэт Есенин не просто мыслил картинками, он их, как сказали бы кинокритики, монтировал, таким образом создавая новые эмоции и смыслы. Если стихи Есенина использовать в качестве сценариев, то фильмы, снятые по ним, получали бы призы на самых престижных кинофестивалях.

– А Рождественский?

– А Рождественский – это просто словесный конструктор. Поэтический «Леголэнд» для взрослых.

– Но у него же есть и про любовь.

– А не важно, о чем писать. И вообще, о любви никто лучше Бернса не написал.

«Любовь и бедность навсегда
Меня поймали в сети,
По мне, и бедность не беда,
Не будь любви на свете».

Она считалась богатой женщиной. Лошади приносили больше денег, чем физика. Наверное, поэтому они встречались вот уже двадцать лет, но так и не стали жить под одной крышей. Смолоду он был рабом стереотипа о настоящем мужчине, который непременно должен зарабатывать больше своей женщины. К старости он так и не избавился от вериг детских комплексов и юношеских бравад. Она все понимала, все прощала. Сначала он говорил, что нужно дождаться, пока сын вырастет. Он воспитывал сына от первого брака и ни разу за все время их двадцатилетнего романа не рассказал, почему ушла и куда делась его первая жена. И вот сын вырос. Поступил в артиллерийское училище. Закончил его. И даже дослужился до капитана. А она все так же садилась на поезд и ехала, ехала к нему холодными степями, чтобы через месяц безграничного счастья вернуться назад. Она пыталась разобраться в себе, почему она живет именно так и не меняет ни свою жизнь, ни его. Но, не ответив на те вопросы, которые задавала себе, Роза продолжала плыть по течению извилистой реки отношений с любимым мужчиной.