Этот-Парень тоже вышел вместе со всеми в относительно безопасный тыл. Солдат разместили в заброшенной школе. Первой роте отдали целый класс на третьем этаже. Добровольцы аккуратно раздвинули парты и расставили армейские раскладушки. А на доске чья-то озорная и творческая рука нарисовала мелом бравого таракана, подпоясанного широким кушаком, из-за которого выглядывала кривая сабля. Усы у таракана залихватски скручивались в кольца. А над ними огромными буквами было написано: «Первая рота». Чувство самоиронии – это не только свидетельство присутствия интеллекта. Тот, кто умеет посмеяться над собой, всерьез принимает боль других. Он, смехом исцеляя ненависть, может быть милосердным и к своим, и к поверженным врагам.
Отказник в классе с нарисованным тараканом появился лишь раз. Он быстро собрал вещи и спросил ротного, где можно оставить свой автомат. Все необходимые бумаги были готовы. На парня никто не обращал внимания. Было темно. Бойцы спали. Командир чуть пригасил огонек фонарика, державшегося на голове на резиновых лямках.
Командирская койка стояла рядом с Ромкиной. Ромка, улучив момент, отважился узнать, а что же произошло в подвале уцелевшего дома в Редкодубе. Он ожидал, что ротный стальным голосом пошлет его куда подальше с его вопросами, но командир, привычным движением раскатывая свой спальник, неторопливо и буднично ответил:
– Я хотел его расстрелять, но когда спустился в подвал и посмотрел на него, то вспомнил, что должен всех вас привезти назад живыми. Даже трусов. И мне в тот момент стало ясно, что именно в этом состоит мой самый главный долг.
Ротный быстро расстегнул мешок и, сняв берцы, забрался внутрь.
– Ну, и я сказал ему, что вытащу его отсюда вместе со всеми. А дальше дело за ним. Если может побороть страх, пусть остается. Если нет, то на дембель.
– И все? – разочарованно спросил Ромка.
– И все, – ответил командир. – Да спи ты. Кто знает, в какую дыру нас завтра отправят.
Выход
Его глаза мне казались ироничными. Но сейчас, когда он надел балаклаву, скрывшую лицо и оставившую только глаза, я вижу в них злость и усталость. Усталость от бесконечного ожидания появления адекватных полководцев. Злость от того, что те, которые есть, знали о слабых местах обороны. И не сделали ровным счетом ничего, чтобы их устранить.
– Сепары, как дурные, ломились в Новогригорьевку, думали, что там наше слабое место. За один день наступления они потеряли пять танков под Новогригорьевкой. И все равно продолжали пробивать нашу оборону с севера. А потом совершенно случайно их диверсионно-разведывательная группа зашла с другой стороны, с юго-запада, в Логвиново. И они поняли, что наших там нет.
Я говорю с Зеленым. Такой у моего товарища позывной. Цвет, вселяющий надежду. Зеленый уникальный человек. Талантливый офицер. Профессионал. Его группа артиллерийских разведчиков корректировала огонь изношенных орудий по колоннам противника, не давая окончательно превратить Дебальцевский карман в смертельное кольцо. Я раньше часто приезжал в Дебальцево и видел, как работает группа Зеленого. Их слаженность и четкость вселяли уверенность, что Дебальцево мы удержим. Осенью, показывая карту «кармана», он говорил: «Теоретически они могут взять Дебальцево, если у них будет раз в семь больше сил, чем у нас. Но, поверь, для этого им нужно стянуть все, что у них есть, на других участках фронта, а на это они вряд ли пойдут. Войск у нас здесь очень много. И, кроме того, им нужно заменить местных гопников и казаков на регулярные войска».
Так случилось, что невозможное стало возможным. Количество наших войск на плацдарме сократилось. Значительно ухудшилось качество. И противник смог создать необходимый семикратный перевес. А о том, что на той стороне россияне сколачивают регулярную армию, подтягивая наемников и уничтожая местных несогласных казаков, было известно уже в ноябре. Я хорошо помню, как один из офицеров, Скорпион, докладывая об этом, сообщал, что вожаки группировок, хлебнув для храбрости и взяв гранаты в руки, приходили на наши блокпосты и предлагали вместе «е…нуть по этим русским». Все случилось так, как говорил Зеленый. И вот, вспоминая свои слова, он тяжело признает: «Не ожидал, что я окажусь прав».
– Понимаешь, там, с юго-западной стороны, от Коммуны и до Луганского, практически не было войск. Можешь представить? На почти двадцать километров чистого поля всего три наблюдателя. Больше никого наших. Они просто не могли поверить, что это так. А когда зашли туда, то искренне удивились: «О, повезло!» И начали закрепляться в селе. Подтягивать ротно-тактическую группу и формировать опорный пункт.
– Скажи мне, а возможно ли было их оттуда выбить? – спрашиваю. Ведь всего одна ошибка в военном планировании, и, наверное, думаю я, ее можно было бы исправить. А Зеленый говорит, что ошибки нужно не исправлять, их надо избегать.