Книга перемен

В тот день было еще три атаки. И все три тараканы смогли отбить. Почти без потерь, если не считать двоих раненых, которых удалось перебросить в тыл через узкий перешеек своей земли, соединявший Редкодуб с тылом. Медичка, вывозившая раненых, не вернулась назад. По рации сообщили, что у нее порваны осколками задние колеса и пробит радиатор.

Наступила передышка. Ночевал Ромка в подвале рядом с Этим-Парнем. Бойцы набились в подвал, чтобы перекусить и упасть в крепкие, но краткие объятия сна. Вокруг отказника, как вокруг прокаженного, образовалось пустое пространство. Санитарная зона, которую никто из тех, кто вернулся с передка, не хотел сокращать. Но Ромке было интересно, что думает этот человек, и он подтащил спальный мешок поближе к Этому-Парню.

– Ну, как ты, не выздоровел? – спросил он ехидно.

– Нет, мне все еще плохо, – ответил Этот-Парень.

– Знаешь, – сказал Ромка, махнув в сторону гранатометчиков, которые завернулись в мешки так, что оттуда торчали лишь всклокоченные бороды, – сегодня эти люди спасли и тебя, и меня, и командира. Если бы они не подбили танк, нас бы всех размазали по асфальту, как повидло. Ты это знаешь?

– Нет тут асфальта, – глупо ответил Этот-Парень. – Это село неасфальтированное.

Он боялся сепаратистов, россиян, боялся своего командира и боялся своих товарищей. Особенно этого сумасшедшего Ромку, который вместе со своей камерой лезет туда, куда ни один нормальный человек не полезет. С такими лучше молчать. Но Ромка явно его провоцировал на открытый конфликт:

– Слушай, а чего ты вообще на фронт пошел?

В ответ на Ромкины слова молчание, которое его никак не устраивало. И боец продолжал давить вопросами соседа:

– Я хочу спросить, что ты будешь делать дальше? Если выживешь?

– Уеду домой, – сказал отказник. – В Киев.

Он понял, что молчанием не отделаться.

– И дальше? – не унимался Ромка.

– Забуду это все.

– А если танки приползут в Киев?

– Ну, тогда попробую еще раз. В смысле, еще раз попробую воевать.

Ромка ухмыльнулся. Он давно уже понял, что второго раза не будет.

– Я скажу тебе, что ты сделаешь. Добро? – сказал Роман.

Тот кивнул: «Добро».

– Если они доползут до Киева, ты сбежишь во Львов. А если до Львова, то ты сбежишь из Украины.

– Я вернусь и буду волонтерить. Собирать деньги на армию, – искал себе оправдание Этот-Парень. Наверное, он даже верил в то, что говорил. Но ему не верил Ромка.

– Не надо было тебе ехать сюда. Вообще, – подвел он резюме. Затем встал и, забрав свой спальник, вытащил его за пределы санитарной зоны. Но поспать у него не получилось. Сначала дом тряхонуло, а потом раздался голос ротного:

– Подъем, парни!

Снаряд угодил рядом с грузовиком, на котором только что завезли с Большой Земли боекомплект. Языки алого пламени облизывали резину на колесах грузового «Урала». Огонь грозил перекинуться на зеленые ящики с боеприпасами. Все, включая Ромку и Этого-Парня, стояли и смотрели, как завороженные, на горящий грузовик. Но вот кто-то из добровольцев не раздумывая нырнул в люк БМП, завел машину и принялся таранить объятый пламенем «Урал». Он с первого раза не поддался. Нервно дергаясь, боевая машина пехоты откатилась назад и снова ударила носом в корму «Урала». Деревянный борт грузовика открылся от удара. Вверх взлетел фейерверк огненных искр. «Урал» слегка отодвинулся от ящиков, но Ромка заметил, что огонь перекинулся на БМП. Чему там гореть, неизвестно, но времени на догадки не было. Они могли лишиться единственной гусеничной машины.

– Гасим «бэху», парни! – крикнул командир роты, и все, кто стоял, принялись тушить БМП. Кто бросал комья земли вперемешку со снегом, а кто, скинув с себя бушлат, лупил что было сил по алым цветам, распустившимся на горячей броне.

– А ты чего стоишь? – рявкнул комроты на Этого-Парня. Тот, как и остальные бойцы, понимал, что «бэха» вполне может рвануть, но оставался стоять на месте. Только присел. Словно попытался вжаться в землю. Его разъедала трусость. Она, как рак, уже сожрала его сущность и взяла на себя управление его мыслями и чувствами.

Когда бойцы наконец потушили бронированную машину, командир спрыгнул с брони и схватил Этого-Парня за шкирку. Бойцы ждали, что будет. Ротный втащил отказника в пустой подвал. Еще минута – и оттуда послышатся крики избиваемого человека. Или выстрелы, за которыми тишина. Но ни криков, ни выстрелов не было.

На следующий день первая рота вышла из Редкодуба. Командир ругался, получив по рации приказ оставлять позиции. Он сыпал жесткими словами, нажимая на тангенту, и клялся, что они закрепились так, что никакими танками их оттуда не выдавить, что им нужно только забросить боекомплект и что боевой дух высокий. Выше некуда. Но со старшим воинским начальством не поспоришь. Они хотя и добровольцы, а все же должны выполнять приказы.