Книга песен Бенни Ламента

– У меня тут дела, – отрезала Эстер. – Сходите начистите себе ботинки. А ты мог бы также постричься, – сказала она, разглядывая мои волосы под шляпой. Я укладывал их назад, не жалея помады Мюррея, но Эстер была права. – Гангстеры не любят, когда люди прикасаются к их волосам, – объяснила она своим братьям, и ее губы тронула улыбка.

– Откуда ты знаешь? – нахмурился я. Я никогда не жаловался на это.

– В «Шимми» я иногда флиртовала с мафиози из публики. Прикасалась к их плечам. К груди, к щекам. Но до волос не дотрагивалась никогда. Они хуже дам. Ты можешь потянуть их за галстук и сорвать с них шляпу, но к волосам не прикасайся.

– Больше такого не будет, – сказал я.

– А то что? – вызывающе спросила Эстер, приподняв бровь.

– Ничего. Ты будешь стоять на сцене, у микрофона. Я буду сидеть за фортепиано, и флиртовать мы не будем. Только и всего. Никаких прикосновений и заигрываний. Это глупо и опасно.

Мани удовлетворенно осклабился, а Элвин попытался скрыть радость.

– Вы ревнуете, Бенни? – спросил он.

– Нет. Просто мне не нравится, когда ведущая певица своим поведением рискует навлечь на себя неуважение публики или, хуже того, нарваться на оскорбления, – ответил я.

– Да она шутит над вами, Бенни! – воскликнул Элвин, хлопнув себя по ноге. – Неужели вы и вправду подумали, будто Эстер могла прикасаться к чьим-то волосам, заигрывать с незнакомыми парнями или позволять им флиртовать с собой? Когда Ральф попытался за ней приударить, она заткнула ему рот прежде, чем он успел выдавить из себя хоть слово. Эстер и улыбается-то редко. Поет она хорошо, а вот играть и притворяться у нее получается плохо.

– Эй! – запротестовала Эстер. – Я могу и играть, и притворяться, когда захочу. Ступай-ка лучше постригись, Бенни Ламент, и хватит мной помыкать. Увидимся в час.

Подмигнув мне, она вручила Ли Отису десятидолларовую купюру. Я дал ему еще одну (у Мани и Элвина, похоже, было немного своих денег). И все рассеялись по магазину, порадовавшись возможности расслабиться наедине с собой после пары недель беспрерывного общения.

Я купил Эстер пальто, потратив больше, чем следовало, учитывая обстоятельства, но оно того стоило: пальто было к лицу Эстер, и она в нем нуждалась. Но главное – его никто до нее не носил. Пальто было с меховым воротником и меховыми манжетами, в дополнение к нему я выбрал меховую шапочку, чтобы получился комплект. Потом, поддавшись порыву, купил Эстер пару черных туфель на высоком каблуке и черное платье из ткани с легким блеском. Я запомнил ее размер с тех самых пор, как она переодевалась у меня в машине, и я имел возможность вблизи оценить красоту ее ножек. Мани, Элвину и Ли Отису я купил новые белые рубашки и галстуки с таким же черным отливом, как у нового платья Эстер. А потом, немного поколебавшись, купил ребятам и по новому костюму. Те, что были на нас, не годились для выступлений с «Мотаун». Себе я тоже купил новый костюм и шляпу в тон. Потом начистил ботинки, постригся и побрился в парикмахерской в отделе товаров и услуг для мужчин. Когда я закончил, у меня оставался еще целый час.

Универмаг поражал воображение ассортиментом, бродить по нему можно было долго, но мне хотелось тишины и свежего воздуха. И не успел я оставить свои покупки служащим магазина, чтобы те завернули их в праздничную упаковку, как ноги сами вывели меня опять на Вудворд-авеню и понесли к театру «Фокс».

Берри сказал, что они добавили еще одно шоу и на оба все билеты раскуплены: «По пять тысяч человек на каждом шоу! И участие “Майнфилда” не представляет собой проблему – ни для владельца театра, ни для координатора мероприятий, ни для полиции. Сестрица пообещала все уладить и сделала это».

Воздух был зябким, а снежные сугробы серыми от уличной грязи, но небо сияло лазурью, и я шел широким шагом, в расстегнутом пальто, разглядывая окружавший меня город. На то, чтобы дойти до «Фокса» и вернуться к универмагу «Хадсон», у меня ушло четверть часа. Так что, когда я услышал звон колоколов (всех двенадцати разом) – динь-дон-дон, – я пошел на их звук мимо магазина в другой квартал без опаски, что опоздаю к урочному часу. Звон колоколов доносился с часовой башни, венчавшей здание, обрамленное арками и колоннами, выкрашенными в желтый цвет. У его основания, на ступенях, легкой рябью расходились выбоины и трещины. Куранты и французская архитектура здания дисгармонировали с высившимися по обе стороны небоскребами, уподобляясь стареющей на золотом троне Марии-Антуанетте в окружении бетонных солдат, – судя по всему, несчастную Марию снова собирались гильотинировать. На одной табличке здание именовалось Старой городской ратушей, другая предупреждала о планах по ее сносу. Несколько певцов, исполнявших на ступенях рождественские гимны, на время замолчали, позволяя курантам сделать свое дело. На колоннах висели венки, а справа от меня звонил в свой колокольчик Санта из Армии спасения. Бросив доллар в его ведерко, я указал на табличку:

– Это здание хотят снести?