– Не могу вас не спросить вот о чем. В 1960 году вы были молодым, красивым парнем. Невероятно талантливым. Вы сочиняли песни. У вас были связи. Но вы не писали песен для себя, – говорит Барри Грей.
– Насчет того, что я был красивым, можно поспорить. А в остальном да. Я не пел свои песни, – отвечает Бенни Ламент.
– С вашим голосом и вашей игрой на фортепиано вы были бы итальянским Рэем Чарльзом. И могли бы сделать свое имя очень громким.
– Я никогда не гордился своим именем.
– Вы его даже изменили.
– Да, немного.
– Ваше настоящее имя – Бенито Ломенто. Ваш дядя – Сальваторе Витале. Наши слушатели, должно быть, помнят его по телетрансляции слушаний Кефовера в Сенате по вопросам организованной преступности. До них ФБР не желало признавать проблему с мафией в нашей стране.
– Они не захотели ее признать и после слушаний. Это была хорошая телепостановка. Не более того. Политики – мастаки рассуждать, но большинство из них только и делают, что болтают. Дальше разговоров дела не идут. Если только кто-нибудь не встанет у них на пути.
– Слушания проходили в четырнадцати разных городах Соединенных Штатов, включая восьмидневные слушания здесь, в Нью-Йорке. И их посмотрело столько же людей, сколько собрала Мировая серия 1950 года. Наряду со многими другими, свидетелем на них выступал и ваш дядя.
– Мой дядя, наряду со многими другими, сослался на пятую поправку. И поступил правильно.
– Но это привлекло к нему нежелательное внимание.
– Нежелательное? – смеется Бенни Ламент. – Да это привлекло в его клуб массу новых клиентов! После завершения тех слушаний у нас все места оказались забронированы на годы вперед.
– Сальваторе Витале – владелец «Ла Виты», популярного ночного клуба в Манхэттене, – поясняет слушателям Барри Грей.
– Да, это так. Помимо всего прочего.
– И вы играли в «Ла Вите», когда были еще мальчиком…
– В «Ла Вите» я стартовал. Именно там начался мой путь к успеху. И именно этим я обязан своему дяде. Но он отстаивает свои интересы, и они не всегда совпадают с моими.
Глава 6
На своем месте
Высадив ЭСТЕР И Ли Отиса, я поехал к дому Сэла на Лонг-Айленде. Утро только занималось, а я уже был на взводе из-за музыки и нараставших опасений. Застать Сэла в «Ла Вите» было трудно. И об этом бы стало известно отцу. Кто-нибудь бы обязательно прокомментировал мое возвращение в клуб или упомянул, что я зависал там с Сэлом. И отец, как пить дать, спросил бы меня об этом. По той же причине мне не хотелось звонить дяде. Я не желал вести по телефону разговор, который мог ненароком подслушать отец.
Поэтому в шесть утра в пятницу я свернул на подъездную аллею к дому Сэла, зная, что именно в этот час гарантированно не застану его с телохранителем. Это было лучшее время для личной беседы. Распорядок дня дяди был мне известен, ведь я знал расписание отца. И он практически не изменился с годами.