– Если бы вы видели ее в юности. Вы бы… – тут он взглянул на Графа из-под лохматых бровей. – И видели бы вы меня. Совсем не красавец, а происхождение! Но в те дни – блестящий молодой ученый, подающий надежды врач. Естественно, ее родители никогда бы не позволили ей выйти за меня замуж; собственных денег у нее не было. Но ей хватило духа и любви сбежать со мной… Конечно, наше счастье не могло длиться вечно. Жизнь оказалась сложной, я слишком отличался от знакомых ей людей. И когда новизна ощущений исчезла, она устремилась в тот круг, для которого и была воспитана… Естественно, я дал ей развод. Однако ее приятель оказался дурным человеком. Они жили вместе совсем недолго, но она опустилась, а вскоре попала в большую беду. Я сумел вытащить ее, но этот долг выплачиваю до сих пор. За ним последовали и другие. Казалось, я никогда не выберусь из этой ямы… Эта магазинная кража – первый звонок; я понял, что скоро не смогу противостоять всему этому. И я начал прятать ее. Психиатрическая больница Валпа – и даже этот небольшой домик в квартале Бюмплиц-Оберботтиген – к сожалению, мне уже не по карману. И когда шестого июля пополудни пришел Шмид, я как раз размышлял, что же предпринять… Конечно, я понимал, что меня втянули в какую-то грязную игру. Человек с заболеванием господина Мартинели за первым попавшимся врачом посылать бы не стал; недуги такого рода, даже быстротечные, развиваются постепенно. Следовательно, здесь что-то нечисто. Объяснив господину Мартинели, какая у него болезнь, я понял, что этот диагноз ему ставили и раньше, неизлечимая природа заболевания новостью для него тоже не оказалась. Нельзя обмануть старого практика… Я столько раз сообщал людям о приближении скорого и неизбежного конца. Когда он сделал вид, что мое заключение поразило его до глубины души, я спросил себя, для чего меня наняли.
Граф кивнул.
– Бартон Мартинели узнал свой диагноз в мае – сразу же после этого он уехал в Женеву и обратился за помощью к своему богатому кузену Говарду, которого он никогда не любил и которого он не видел, по крайней мере, двадцать пять лет. Подробности нам рассказала Люсет Дион… Бартона Мартинели ждало незавидное будущее – переполненная палата в больнице для бедных и нищенская общая могила на краю кладбища. Естественно, он попытался избежать такого конца…
– Я не осуждаю его за это, – проговорил Троллингер.
– Мне тоже не хотелось винить его. По сути, он не сделал ничего дурного. Бартон Мартинели был последним представителем младшей ветви семьи: щепетильный, но несколько легкомысленный человек, он занялся исследовательской работой и неплохо зарабатывал, но не скопил ни франка. Когда развилась эта ужасная болезнь, Говард Мартинели оказался его последним прибежищем. Богатый кузен окружил умирающего роскошью, но когда выяснилось, что все эти блага – плата за участие в мошенничестве, Бартон продемонстрировал черную неблагодарность. Он поддался искушению, но, в отличие от Говарда, нарушил условия сделки. Он обманул кузена, а потом винил себя за жульничество.
– Я прекрасно понимаю, что его соблазнило, – подхватил Троллингер. – Он все предвидел: и убогую больницу, содержащуюся за счет благотворительности, и скудную еду, и замотанную сиделку, которая бегает из палаты в палату. Болезнь, одиночество, нищета – и вдруг появляется возможность провести последние дни в комфорте.
– Кстати, не трудно догадаться, почему Бартон нарушил свое обещание и обзавелся приятельницей. Лидия Шафер стала его последним шансом, последней попыткой самоутверждения. Бедняга убеждал себя, что если Лидия восхищается им, значит, все-таки в нем что-то есть, – улыбаясь, сказал Граф.
Троллингер задумчиво кивнул – тема Бартона Мартинели казалась исчерпанной. Однако оставались неосвещенными другие стороны минувших событий.
– Мошенничество не носило финансового характера – госпожа Мартинели оставалась, что называется, при своих. По крайней мере, она получила бы все, что предполагала.
– Ну да, Говард объяснил больному кузену, что его жизнь просто невыносима – скупая, эгоистичная женщина превратила его существование в непреходящий кошмар. Конечно, он и в самом деле просил у нее развод много раз. Но госпожа Мартинели не допускала, чтобы такой унизительный факт стал известен в Ла Роше!
– Такие женщины ценят свое высокое положение в обществе. – Размышляя о госпоже Мартинели, Троллингер сцепил руки и принялся вращать большими пальцами. – И статус покинутой жены их вряд ли прельщал.