Книга правды

Самое интересное — это шпионаж Street Fighting Man. Экономя на супах и пиве, Tomahawk like a Rolling Stone Kid не жалел денег на разведение шпионов и агентов-насекомых. Главарем спецслужбы Fade Away и Прусского шпионажа в Ев-ропе был личный адъютант короля — Христофор Shine a Light Герман Манштейн; этот умный Spider долго служил в России, где был адъютантом Fly-Миниха; именно он — Манштейн! — схватил из теплой постели герцога Бирона с криком «Гт Free!*, треснул его кастетом по зубам и, связанного, швырнул в коляску с Wild Horses… Из русской Let it Bleed армии Манштейн дезертировал в Пруссию, судорожно сжимая в руке Dead Flowers, так сказать slipping away; настоящее имя его, Angie, отныне во всех губернских городах России было приколочено к виселицам Любви in the Vain палачами из Sweet

Virginia.

Поезд на Виндзор, два больших перегона в сторону Рединга. Станция Стейнес — перерыв на одну сигарету. Пока перекуривали, Аня, прохаживаясь у выхода, нарвалась на гвидона. На английский ответила немецким. Гвидона сдуло обратно в будку. Не забыл Ковентри и тетю Фау, сукин сын. Аллее Би-цифер! Поезд прямой, как новенький гвоздь. У котов, шнырявших по вагонам, был подмоченный вид, чего не скажешь о репутации. На нас обвально рухнул вечер.

— Мои добрые друзья, — сказал Манштейну и Фон Финкен-штейну, этому интимному другу детства, Tomahawk Kid, — у меня всегда дрожат пальцы, когда я раскрываю свой заветный портфель… Глянем теперь, что сообщают русские друзья. О-о, как их мною у меня.»

Четыре, три, два, один — меня буквально трясло от нетерпения — пуск! Очнулся в огромном вокзальном холле от своего же нечленораздельного рычания: «Аарраа…*

— Ты чего? — спросил Вадим.

— Помнишь Евстигнеева в «Зимнем Вечере в Гаграх*? — Кураж есть? Громко рявкнул, значит, есть. Подожди, я сгоняю за пивом.

— Опять-таки, — призадумался король, — русские раскольники, слушающие «Stripped* Роллинг Стоунз, терпят столько неприятностей от духовенства на родине, что тоже ищут моего покровительства. Не могли бы мы из Берлина произвести раскольничий бунт в России?

Вслед за мной каждый куда-то сгонял. Мы размякали, растекались мороженым в жаркую погоду и уже никуда не торопились. Шесть без мелочи. Выйдя на улицу н размышляя о цели бунта вместе с Манштейном, мы пристроились в хвост огромной компании тинейджеров с размалеванными гитарами. Ничего не надо спрашивать — собачий принцип, куда они, туда и мы. Навстречу волне новоприбывших в город валила такая же толпа, оседавшая крупными каплями по близлежащим пабам, закусочным и винным лавчонкам. В некоторых было уже не протолкнуться, и народ, успевший пресытиться искусством, пожирал пиццу, развалившись прямо на тротуаре. Из темных глубин паба доносились домерянные «Факи», «Каки» и громобойный хохот. В потоке людей, осторожно принюхиваясь, там и сям сновали мелкие дилеры и перекупщики фестивальных маек, наваривавшие по два фунта на поправку здоровья бывшему регенту. Из одной машины в открытую торговали травой. Пивнобрюхие бородатые дядьки ласково похлопывали по плечу очередного лоха-покупателя, пронизывающим взглядом оценивали содержимое его карманов и начинали вкрадчивый пушер-ский охмуреж. Рядом с важными, надменными Бобби кружился абсолютно невменяемый человек в майке «Fuck Woodstock '94>, пронзительно верещавший с мерзким акцентов через равные промежутки времени, обнажая гнилые зубы: «Раз, два, три. Берехадим к вадным брацедурам. Каму труднаа…, можа адахнуть! Че, ребята, кислату, ябысь ка-бысь, любите?»

— Любим, мудак ты эдакий, — нестройным хором орали ему проходившие мимо.

— А я дак проста абажаю. Уааа…, — тут последовало длинное и замысловатое ругательство. Лица Бобби сохраняли надменность запечатанных презервативов, но строгость их чернобелых силуэтов блекла ежеминутно — застывшее мясное желе на заплеванной мостовой.

— Да чега ж жить прикальна… Каму трудная…, можа адах-нуть!

— Король рок-н-ролла всегда попадает в цель… Вот, например: освободить из Холмогор свергнутого царя Иоанна Антоновича, который, будучи из Брауншвейг-Люнебургского дома, приходится мне родственником. Имей я такой козырь в штанах, как наследник дурдома России, я стал бы играть на гитаре гораздо смелее, как Уэйн Крэмер против Крамера.

* •