В дверях рейверского автобуса курился навоз, переполняя воздух крепким и прелым запахом, бодрил и вставлял. Там же в дверях лежал производитель продукта Крокодил, типичный интеллигент с Ист-Эндской помойки, распевая песню The Doors «Hello, I Love You». «Приходил я к ней с бутылкой шампанского, цветы дарил, розы… Слушал музыку, классическую… Уходил, обменявшись легким поцелуем и крепким кру-копожатием. А потом! Приходил пьяный монтер Волька, хаммм… И ебал ее».
Аккуратным и точным поджопником вышедший на крыльцо Марк скинул Крокодила на траву. Тот с воем унесся к главной сцене. Кэтти принесла ведро воды и стала драить палубу.
Ох уж мне эти дети! Дочка и сын Кэтти все утро развлекались тем, что связывали ноги спящим под огромным тентом, натянутым от автобуса до ограды. Хорошо, что не привык прыгать с постели по первому свистку. Приподнявшись, с похоронным выражением лица вытащил тесак и распорол путы детского безобразия. Вставший мгновением раньше Джимми едва не приземлился в догоравший костерок. Чин взглядом Александра Македонского при Гавгамелах обозревал окрестности и полчища друзей. Пока я завершал процесс — из лужицы напился, умылся, освежился, — он неожиданно заявил:
— Брат, не забудь, ты с нами сегодня ночью играешь.
— ???!
— Сам же вчера обещал.
— Ах да, я и забыл. О’кей, где бас, разомну пальцы…
Пока поигрывал гаммы и арпеджио, в соседней палатке
Стив с таким шумом развлекался с Джэкки или наоборот, что всякое желание разминать пальцы у меня пропало. На худой конец, стану дирижером, а вы, полагаю, в курсе — хороший дирижер, передавая мысль композитора, делает сразу двадцать дел, успевает даже почесаться и мух отогнать с блестящей лысины.
— Это ничего. — задумчиво протянул Чин, поглаживая бородку. — Бот на Гластонбери устроили душ, где никакого разделения полов не было. Ничего подобного я за свою жизнь не видел: душ функционировал и днем, и ночью… Ты же знаешь каково под экстази при жаре в тридцать градусов. Причем любопытное экономическое наблюдение — если наутро в палатках раскупаются презервативы и соки, значит — фестиваль проходит под £, если аспирин, он — пивной.
— Нечто подобное было у аборигенов Океании, по-моему, на Маркизских островах. Раз в три месяца, а то и в полгод а, оргия на три дня. А потом, кто рыбца ловить, кто на охоту… И никаких тебе фрустраций.
— Курить будешь?
— Старый, сегодня утром я устраиваю себе отдых. У меня такие принципы. Поразмыслить надо, зачем, к примеру, «Т]ранс-Гло6ал Андеграунд» использовали в конце своего действа песни иракской республиканской гвардии, а Наташа Атлас клялась и божилась, что никто больше после этого не будет слушать Red Hot.
(Мир на земле в такие дни становится реальностью. Никто ничего не воспринимает серьезно. Мы — это мир, мы — дети, едим пончики, только иногда чуть-чуть перебарщиваем. Наташа Атлас. Trans-Global Underground)
— По твоим глазам не скажешь, что у тебя сегодня отдых.
— Старый, я ничего не делаю от звонка до звонка. А если и позволяю себе чрезмерно много, то делаю это ради достижения своих практических целей, вот как хочешь, так и понимай. Часто загоняю себя в бутылку, довожу до такого состояния, что окружающие тычут пальцами и говорят: «Нет, он долго не протянет. Совсем деградировал. На нем можно ставить крест». А мне это и нужно, я потом на бешеной скорости проламываю все преграды. И тем, кто что-то там говорил, уже нечего сказать, да это и бесмысленно — я для них просто недося-таем, мгновенно перешел на другой уровень и исчез. А они так и остались там, бомбят по пустому месту или занимаются своими делами. Но это, как в у-шу — стиль «пьяницы» — противник теряет внимание, ослабляет защиту — и все, конец, даже не успевает понять, что — покойник.
Чин вдруг чрезвычайно этим заинтересовался. Мне пришло в голову, что он недавно закончил колледж.
— Да, но здесь, в Англии, защитные рефлексы ослаблены до невозможности… Все привыкли к халяве, множество сидят на пособии из принципа…
— Так оно и должно быть — легкость, прозрачность, ля-ля-тополя. Я здесь поэтому и чувствую себя в своей тарелке. Ничего не надо доказывать, спорить. Просто разговор за пинтой пива и that's it, разошлись как в море корабли. Только за этим у тебя должен быть стальной панцирь, броневой кулак. Здесь музыкантов полстраны, а добиваются успеха единицы. И этот успех — тот же прорыв к халяве, только высочайшего уровня. Ты же понимаешь, зарабатывать на хлеб музыкой или письмом — особая форма честного мошенничества. А сейчас, в этом потоке информации, мульти-медиа, интернете и прочей нужной мудотени личное самоутверждение никого не колышет. Как сказал Уорхол, каждый будет знаменит на пятнадцать минут. А дальше — вся жизнь. Сейчас требуется иной род безумия и насилия… Пошли, короче, завтракать…
Сели за импровизированный стол, сколоченный из ящиков.
— Ты сегодня раз в десять спокойнее…
— Ну а набор экстазов-то на что…
— Набор чего?!