Чин обрушил на меня тридцать третий вал новостей. Оказывается, не старый бздун Клифф, а Кейт Ричардз похилял в автокатострофе… Не верю! Suede нашли себе нового гитариста и ему только семнадцать. Готов поверить, мне тоже когда-то было семнадцать. Кто это там пел: «Теплая небесная вода в моих венах — то же самое, что для остальных любовь»? Уж не Брзтт ли Андерсон в свои осьмнадцать? Не помню пошлых подробностей, но лирика этой песенки умоляюще сочеталась с неумолимой иронией. У меня, судя по всему, в венах течет уже тормозная жидкость, так что о словах болезнь, инфекция вспоминаю как а чем-то эфемерном, ни одни многонациональный микроб не выживает… Лиз Кокто, она же Элизабет Фрэзер из Cocteau Twins выйдет завтра на сцену с Джеффом Бакли. Немая сцена перед картиной «Врачи Охуели» — напротив имени Джеффа Бакли в моем фестивальном списке поставлена жирная пенса… Придуры из «Фан-Да-Ментал» заявили, что злобные белые политики специально подослали звукооператоров особого назначения, чтобы те вконец им испортили саунд на выступлении. Саунд! Не больше, не меньше! Вряд ли им, опытным прохиндеям, следовало бы рассчитывать на совесть вражеских агентов… По фестивальному репродуктору было передано официальное сообщение, что Ричи Джеймса откачали, и уже в сентябре он отправится с MSP в тур по городам и весям… В баре «Рамада» Энди Белл из Ride соблазнял серенадами свою жену, пока его не забрали в участок… Оказывается, Кортни с Дандо распевали на сцене дуэтом «Hide The Sausage*. Что-то не заметил. Хотя» Кобейниха может утверждать все, что угодно… «Старушки говорили об ней, что она прехитрая и прелукавая, приятельницы — что она пре-глупенькая, соперницы — что она предобрая, молодые женщины — что она кокетка, а раздушенные старики значительно улыбались при ее имени и ничего не говорили*. Собаки же журналисты с преувеличенной быстротой вертели хвостами в ожидании овсянки…
Тут в расположение Crap Stage ворвался какой-то взмыленный персонаж.
— Мужики! Scream играют джэм в баре Rivermead! Пустили на сцену даже этого хлюста приплюснутого Донована Лейтча из Nansy Boy…
Отряд сразу потерял и арьергард, и авангард, этим известием унесло даже вонючего кокни Крокодила, доставшего меня до боли в печенках.
— Сегодня Джарвис Кокер здесь бродил в сандалях на босу ногу. Тут подваливают к нему три девицы в майках Pulp. Он их спрашивает: «А вы чего сюда явились?* «На тебя посмотреть!* — заорали они восторженно. Вытащил Кокер из кармана яблоко, протянул им и говорит: «Вот, смотрите*. И убежал…
— Десять баллов! О'кей, Чин, тяпнем по новой и произведем расчет.
Тот налил чистой, себе с соком, оглянулся… Я поменял стаканы.
— Да ладно, брат, какие деньги! На басу играешь?
— Играешь.
— На гитаре играешь?
— Играешь.
— А на…
— Куришь.
И мы, не выдержав, прыснули, предавшись объятиям зеленого бога Ха-Ха.
— Моя сумка! Чин, я схожу за ней. У меня там мальчик-ассистент из Брисбена.
— Давай, чувак, приходи, только обязательно. Расскажи еще чего-нибудь про Якутию…
— Не знаю, не знаю. Закралась грусть в красавицину грудь. Что я, Шахерезада по-твоему? О'кей, о'кей… Я расскажу вам историю Морских Ренегатов и про бегство маленького Экстаза на виртуальном самосвале.
Пока Чин, Джимми и Марк ошеломленно шевелили губами, пытаясь понять с какой стороны им начать думать про «escape of the little Ecstazo», я уже подбегал к Полу.
— Старый, забираю сумку. Ночую на Crap Stage, внутри. Я прорвался…
В ответ раздался зверский храп. Осторожно вытащил из-под него сумку. Пол перевернулся и тяжело выдохнул: «О, Мадонна…»
«Какая к бую Мадонна?», — подумал я. Впрочем, как сказал классик, в них (в глазах Мадонны) есть какой-то взор, никуда особенно не устремленный, но как будто видящий необъятное. Прощай повар, пара тебе в кастрюльку, и чтоб сардинка на хрен клевала…
Оставшийся червонец баксов обменял на шесть стопок текилы и пачку сигарет «Бенсон». Джимми потащил меня в караван. Кэтти — девица с тринадцати на дороге, в шестнадцать родила — и так двенадцать лет — поставила на стол котел с бобами, тосты. «Давай, мальчики, налетай и спать. Ничего-ничего, вот примут CJB, и всем вам, бродягам, придется убираться на остров Бали»6
. В ответ раздалось дружное похрюкивание.— Ну как, брат? — Джимми предвкушал новую историю.
— Ты знаешь, я всегда думал, что тараканы похожи на гоночные машины. Но в пять утра преследуемый зверь утомится совершенно, выбьется из сил и ляжет окончательно или, вернее сказать, упадет.
Джимми все понял и отстал. Не успел я залезть в спальный мешок, как просто провалился… И никаких снов. Взмокший пулеметчик с ходу рванул пулемет, нажал на спуск, и счет разом изменился. «Ну и устал же», — сказал он нараспев.
Низкое солнце из-под глянцевой листвы пробивалось между корявыми стволами. Оно приготовилось впервые танцевать Золушку. Так начался новый день. В нем корчились, жарились, валились без чувств студенистые вещества, неуловимые глазу.
Рединг, 28 августа, 9 утра.